...ведь если можно с кем-то жизнь делить, то кто же с нами нашу смерть разделит?
Спонтанно устроила себе выходной - дочитала "Доктора Живаго".
Загадочная книга, ставшая важной еще до начала чтения, пережитая внутри еще до его окончания.
Пастернак лично для меня прекрасен в первую очередь описаниями природы, очень живыми и правильными. В русской литературе пейзажностью грешат очень многие (в детстве мне активно сватали Пришвина и Лескова, но "Очарованный странник" убил мою любовь к русской природе в литературе надолго). А вот у Пастернака все не про какую-то абстрактную природу, а про то, что я видела, помню и знаю. Читаешь - и видишь эти пятна света, и цвета осеннего леса, и зимнее небо. Тот момент, когда я отчаянно хочу так же владеть языком и знать столько же слов.
Юрочка - тот дивный тип мужчин, которым за красоту их внутреннего мира прощают безволие и бездействие. Вспоминаю текст книги и понимаю с интересом, что вообще ни одного решения (кроме ухода из партизанского лагеря) Юра сам не принял. Зато сам для себя назвал и определил мир и явления в нем. Когда-то я бы однозначно сказала, что это порочно и неправильно. Сейчас - не знаю. Наверное, важна гармоничность внешнего и внутреннего. Юра вот не воспринимается человеком, который ничего не делает, лежит на диване и думает о смысле бытия. А еще, думаю, слишком много фатальных и не зависящих ни от кого и ни от чего событий на одну человеческую жизнь, чтобы не потерять внутреннее ощущение возможности на что-то влиять и чем-то управлять.
И Лара, не ставшая для меня единым образом. Красивая девочка с независимым характером и странная женщина с белыми руками. Мать, бесконечно бросающая своих детей. Что-то бывшее очень естественным, но в конечном итоге очень больное. И некрасивое в тех местах, где эта болезненность тем отчетливее проступает, чем сложнее жизненная задача.
Стрельников - любовь (неуместные ассоциации с Р.Г., простите).
И все было бы отлично. И, как это в моем случае типично для классики, за сто страниц до конца меня накрыло слезами и высшей степенью сопереживания боли главного героя. Но были еще сто страниц (*первые такты Пятой симфонии Бетховена*). Зато теперь я знаю, откуда черпал вдохновение Михалков, когда писал сюжет к "Утомленные солнцем 2" и "Утомленные солнцем 3. Цитадель". История про приключавшуюся с вагоном красноармейцев потерянную дочь Юрочки, которую потом все нашли и обрели, убила мой мозг и все светлые впечатления от книги. Даже случайно проходившая по Камергерскому переулку Лара смотрелась не так пошло.
И отдельно лично меня очень неприятно задевшее - интерпретация Великой отечественной войны как очистительного блага.
Весь эпилог - один сплошной когнитивный диссонанс. Напоминает дописанный кем-то кривой и косой фанфег. Бр.
Даже стихи в конце книги после этого мне не понравились. Честно признаться, из Юрочкиного полноценно люблю я "Зимний вечер" и "Гамлета". Остальное... специфично.
Зато очень много дала эта книга мне в плане развития себя и персонажей. И смены ракурса взгляда на мир и образа мысли.
Акунин случился, чтобы перестать концентрироваться на своей проблемной части и начать видеть себя такой, какой быть мне хочется, а Пастернак случился, чтобы дать инструментарий для приближения к желаемому образу себя. Вот так вот все странно, спонтанно и подряд.
Загадочная книга, ставшая важной еще до начала чтения, пережитая внутри еще до его окончания.
Пастернак лично для меня прекрасен в первую очередь описаниями природы, очень живыми и правильными. В русской литературе пейзажностью грешат очень многие (в детстве мне активно сватали Пришвина и Лескова, но "Очарованный странник" убил мою любовь к русской природе в литературе надолго). А вот у Пастернака все не про какую-то абстрактную природу, а про то, что я видела, помню и знаю. Читаешь - и видишь эти пятна света, и цвета осеннего леса, и зимнее небо. Тот момент, когда я отчаянно хочу так же владеть языком и знать столько же слов.
Юрочка - тот дивный тип мужчин, которым за красоту их внутреннего мира прощают безволие и бездействие. Вспоминаю текст книги и понимаю с интересом, что вообще ни одного решения (кроме ухода из партизанского лагеря) Юра сам не принял. Зато сам для себя назвал и определил мир и явления в нем. Когда-то я бы однозначно сказала, что это порочно и неправильно. Сейчас - не знаю. Наверное, важна гармоничность внешнего и внутреннего. Юра вот не воспринимается человеком, который ничего не делает, лежит на диване и думает о смысле бытия. А еще, думаю, слишком много фатальных и не зависящих ни от кого и ни от чего событий на одну человеческую жизнь, чтобы не потерять внутреннее ощущение возможности на что-то влиять и чем-то управлять.
И Лара, не ставшая для меня единым образом. Красивая девочка с независимым характером и странная женщина с белыми руками. Мать, бесконечно бросающая своих детей. Что-то бывшее очень естественным, но в конечном итоге очень больное. И некрасивое в тех местах, где эта болезненность тем отчетливее проступает, чем сложнее жизненная задача.
Стрельников - любовь (неуместные ассоциации с Р.Г., простите).
И все было бы отлично. И, как это в моем случае типично для классики, за сто страниц до конца меня накрыло слезами и высшей степенью сопереживания боли главного героя. Но были еще сто страниц (*первые такты Пятой симфонии Бетховена*). Зато теперь я знаю, откуда черпал вдохновение Михалков, когда писал сюжет к "Утомленные солнцем 2" и "Утомленные солнцем 3. Цитадель". История про приключавшуюся с вагоном красноармейцев потерянную дочь Юрочки, которую потом все нашли и обрели, убила мой мозг и все светлые впечатления от книги. Даже случайно проходившая по Камергерскому переулку Лара смотрелась не так пошло.
И отдельно лично меня очень неприятно задевшее - интерпретация Великой отечественной войны как очистительного блага.
Весь эпилог - один сплошной когнитивный диссонанс. Напоминает дописанный кем-то кривой и косой фанфег. Бр.
Даже стихи в конце книги после этого мне не понравились. Честно признаться, из Юрочкиного полноценно люблю я "Зимний вечер" и "Гамлета". Остальное... специфично.
Зато очень много дала эта книга мне в плане развития себя и персонажей. И смены ракурса взгляда на мир и образа мысли.
Акунин случился, чтобы перестать концентрироваться на своей проблемной части и начать видеть себя такой, какой быть мне хочется, а Пастернак случился, чтобы дать инструментарий для приближения к желаемому образу себя. Вот так вот все странно, спонтанно и подряд.