...ведь если можно с кем-то жизнь делить, то кто же с нами нашу смерть разделит?
«Рогожин пристально посмотрел на них, не сказал ни слова, взял свою шляпу и вышел. Чрез десять минут князь сидел подле Настасьи Филипповны, не отрываясь смотрел на нее, и гладил ее по головке и по лицу обеими руками, как малое дитя. Он хохотал на ее хохот и готов был плакать на ее слезы. Он ничего не говорил, но пристально вслушивался в ее порывистый, восторженный и бессвязный лепет, вряд ли понимал что-нибудь, но тихо улыбался, и чуть только ему казалось, что она начинала опять тосковать или плакать, упрекать или жаловаться, тотчас же начинал ее опять гладить по головке и нежно водить руками по ее щекам, утешая и уговаривая ее как ребенка.»
По факту это единственный по-настоящему зацепивший меня кусок книги. Тень чего-то очень настоящего. Короткий момент того, что кажется, а раз кажется, то и является, абсолютным счастьем.
Я знаю мало наративов сильнее чудесного возвращения того, кого любишь, и кого мысленно уже отпустил. И мало что может быть прекраснее.
По факту это единственный по-настоящему зацепивший меня кусок книги. Тень чего-то очень настоящего. Короткий момент того, что кажется, а раз кажется, то и является, абсолютным счастьем.
Я знаю мало наративов сильнее чудесного возвращения того, кого любишь, и кого мысленно уже отпустил. И мало что может быть прекраснее.