...ведь если можно с кем-то жизнь делить, то кто же с нами нашу смерть разделит?
еще от первого лица (я втянулась)То, что фортепиано там, куда мы приехали, нет, выяснилось сразу же. Я удивилась бы, если бы оно обнаружилось в этом помещении, хотя, кажется, от местного колорита можно ожидать всего, чего угодно – нашел же Карл на полке издание Вольтера начала двадцатого века на французском языке. Если бы я говорила на местном языке, непременно постаралась бы выяснить, кому и зачем оно здесь нужно.
- А мы надолго здесь? – робко поинтересовалась я у Него, постепенно осознавая весь ужас собственного положения. Кроме фортепиано здесь не было еще и центрального отопления и канализации. В доме топили большую кирпичную печь, устроенную так, что в каждой комнате первого этажа было по одной ее стене, дававшей тепло, а мыться предполагалось в бане, построенной во дворе. Такого я не видела никогда в жизни; представить, что люди здесь действительно живут, было сложно, настолько нереальным и книжным казался мне весь здешний быт.
- Пока я не закончу с делами здесь.
Я тяжело вздохнула, но уточнять не стала – Он уже начал думать о тех самых делах, ради которых приехал сюда, и мои вопросы Его только раздражали. Такой ответ означала, что мы можем пробыть здесь два дня, а можем – несколько месяцев. К тому же, если я правильно интерпретировала обрывки разговоров, которые слышала в последние несколько недель, сюда Гейдрих сбежал, в очередной раз не договорившись о вопросах собственной безопасности с рейхсфюрером. В предыдущий раз, после того, как Его чудом спасли после падения на истребителе где-то за линией фронта (я предпочитала не вспоминать об этих страшных днях лишний раз, но в последнее время у меня получалось думать о них с иронией, а не со слезами), Гиммлер запретил Гейдриху садиться за штурвал самолета. Что произошла на этот раз, я не знала, но беспокойство господина рейхсфюрера о благополучии Гейдриха иногда настолько напоминала удушающую материнскую заботу, что даже мне становилось понятно, что так возмущает Его.
После того, как мы поужинали, поприветствовать прибывшее начальство пришли офицеры местного полевого штаба, который, как выяснилось, располагался в доме через дорогу. Отведенный нам дом был вторым по величине в деревне после того, который был определен штабом. На меня, как и всегда, преувеличенно не обращали внимания, только молодой и, видимо, не слишком опытный в области взаимодействия с любовницами старших по званию гауптштурмфюрер спросил что-то шепотом у стоявшего с ним рядом полковника вермахта, кивнув на меня, тот шикнул на него, раздраженно пожал плечами и тут же встревоженно посмотрел на Гейдриха, чтобы удостовериться, что тот ничего не заметил. Иногда меня забавляло, насколько все боялись Его.
Через несколько минут мне надоело слушать приветственные реплики, перемежающиеся докладом о ситуации на участке фронта, которым командовал расквартированный здесь штаб. Я тихо поднялась из-за стола и, так как возражений со Его стороны не последовало, прошла в соседнюю комнату, куда Карл унес наши вещи.
- Не подходящий для местного колорита гардероб, - заметил он, когда я вошла, поправляя на вешалке очередное платье, вынутое из чемодана. – Что же вы вчера не сказали, что мы едем в такое… экзотическое место?
- Я сама не знала, - я села на кровать, отодвинув в сторону часть выложенных вещей. – Надо было спросить…
- Надо. Но теперь уже поздно, - Карл философски пожал плечами. – Ничего, попросите у хозяйки полушубок, валенки…
- Ничего я у нее просить не буду! – резко перебила я его. – Этого только не хватало… - мысль о том, что мне придется взаимодействовать с этой женщиной, даже просто смотреть на нее после того, что непременно последует если не сегодня, то завтра ночью, показалась мне совершенно невыносимой. Нет ничего противнее ситуации, когда все делают вид, что все в порядке, хотя на самом деле отлично понимают, что происходит. Так я когда-то пыталась улыбаться Лине, познакомившись с ней на том самом концерте, после которого она лишилась всех родных. Теперь, наверное, я понимаю ее лучше. Тогда я искренне верила (очень хотела верить… или просто делала вид), что между мной и Гейдрихом нет ничего, кроме общей концертной программы. Сейчас мне сложно вспомнить, была я тогда просто наивной дурой или уже начинала становиться достаточно лицемерной для того, чтобы улыбаться людям, когда этого от меня ждали.
Карл в ответ на мою вспышку только снова пожал плечами.
- В любом случае, - я поджала губы, сердясь на себя за несдержанность, - я надеюсь, мы пробудем здесь не дольше недели.
- Гейдрих так сказал?
- Он ничего не сказал.
- Ну-ну…
- Вы узнаете, есть ли здесь где-нибудь инструмент? – я решила отвлечься от собственных приступов ревности и перейти к более насущным проблемам.
- Попробую, конечно. Но, думаю, уже завтра.
Подтверждая справедливость слов Карла, из соседней комнаты донесся характерный звон стекла. Офицеры перешли от приветствия начальства к празднованию его приезда.
- А мы надолго здесь? – робко поинтересовалась я у Него, постепенно осознавая весь ужас собственного положения. Кроме фортепиано здесь не было еще и центрального отопления и канализации. В доме топили большую кирпичную печь, устроенную так, что в каждой комнате первого этажа было по одной ее стене, дававшей тепло, а мыться предполагалось в бане, построенной во дворе. Такого я не видела никогда в жизни; представить, что люди здесь действительно живут, было сложно, настолько нереальным и книжным казался мне весь здешний быт.
- Пока я не закончу с делами здесь.
Я тяжело вздохнула, но уточнять не стала – Он уже начал думать о тех самых делах, ради которых приехал сюда, и мои вопросы Его только раздражали. Такой ответ означала, что мы можем пробыть здесь два дня, а можем – несколько месяцев. К тому же, если я правильно интерпретировала обрывки разговоров, которые слышала в последние несколько недель, сюда Гейдрих сбежал, в очередной раз не договорившись о вопросах собственной безопасности с рейхсфюрером. В предыдущий раз, после того, как Его чудом спасли после падения на истребителе где-то за линией фронта (я предпочитала не вспоминать об этих страшных днях лишний раз, но в последнее время у меня получалось думать о них с иронией, а не со слезами), Гиммлер запретил Гейдриху садиться за штурвал самолета. Что произошла на этот раз, я не знала, но беспокойство господина рейхсфюрера о благополучии Гейдриха иногда настолько напоминала удушающую материнскую заботу, что даже мне становилось понятно, что так возмущает Его.
После того, как мы поужинали, поприветствовать прибывшее начальство пришли офицеры местного полевого штаба, который, как выяснилось, располагался в доме через дорогу. Отведенный нам дом был вторым по величине в деревне после того, который был определен штабом. На меня, как и всегда, преувеличенно не обращали внимания, только молодой и, видимо, не слишком опытный в области взаимодействия с любовницами старших по званию гауптштурмфюрер спросил что-то шепотом у стоявшего с ним рядом полковника вермахта, кивнув на меня, тот шикнул на него, раздраженно пожал плечами и тут же встревоженно посмотрел на Гейдриха, чтобы удостовериться, что тот ничего не заметил. Иногда меня забавляло, насколько все боялись Его.
Через несколько минут мне надоело слушать приветственные реплики, перемежающиеся докладом о ситуации на участке фронта, которым командовал расквартированный здесь штаб. Я тихо поднялась из-за стола и, так как возражений со Его стороны не последовало, прошла в соседнюю комнату, куда Карл унес наши вещи.
- Не подходящий для местного колорита гардероб, - заметил он, когда я вошла, поправляя на вешалке очередное платье, вынутое из чемодана. – Что же вы вчера не сказали, что мы едем в такое… экзотическое место?
- Я сама не знала, - я села на кровать, отодвинув в сторону часть выложенных вещей. – Надо было спросить…
- Надо. Но теперь уже поздно, - Карл философски пожал плечами. – Ничего, попросите у хозяйки полушубок, валенки…
- Ничего я у нее просить не буду! – резко перебила я его. – Этого только не хватало… - мысль о том, что мне придется взаимодействовать с этой женщиной, даже просто смотреть на нее после того, что непременно последует если не сегодня, то завтра ночью, показалась мне совершенно невыносимой. Нет ничего противнее ситуации, когда все делают вид, что все в порядке, хотя на самом деле отлично понимают, что происходит. Так я когда-то пыталась улыбаться Лине, познакомившись с ней на том самом концерте, после которого она лишилась всех родных. Теперь, наверное, я понимаю ее лучше. Тогда я искренне верила (очень хотела верить… или просто делала вид), что между мной и Гейдрихом нет ничего, кроме общей концертной программы. Сейчас мне сложно вспомнить, была я тогда просто наивной дурой или уже начинала становиться достаточно лицемерной для того, чтобы улыбаться людям, когда этого от меня ждали.
Карл в ответ на мою вспышку только снова пожал плечами.
- В любом случае, - я поджала губы, сердясь на себя за несдержанность, - я надеюсь, мы пробудем здесь не дольше недели.
- Гейдрих так сказал?
- Он ничего не сказал.
- Ну-ну…
- Вы узнаете, есть ли здесь где-нибудь инструмент? – я решила отвлечься от собственных приступов ревности и перейти к более насущным проблемам.
- Попробую, конечно. Но, думаю, уже завтра.
Подтверждая справедливость слов Карла, из соседней комнаты донесся характерный звон стекла. Офицеры перешли от приветствия начальства к празднованию его приезда.
@темы: тексты