...ведь если можно с кем-то жизнь делить, то кто же с нами нашу смерть разделит?
снова от первого лицаДом был двухэтажным – невероятная роскошь по меркам здешней архитектуры. На втором этаже, правда, из-за температуры снаружи было холодно настолько, что находиться там без верхней одежды дольше десяти минут можно было с трудом. Первый состоял из одной большой комнаты, являвшейся одновременно гостиной, столовой и кухней, и трех примыкающих к ней, две из которых использовались в качестве спален, а в третей, если я верно поняла, раньше было что-то вроде мастерской мужа овдовевшей год назад хозяйки. Теперь хозяйка дома по имени Оксана и двое ее сыновей должны были занять только одну комнату, а вторая спальня отводилась нам. Я ожидала, что такое нежданное и грубое вторжение в чужую жизнь будет встречено враждебно, но Оксана улыбалась нам, ставила на стол свежеиспеченные пироги, предлагала чай или настойку на каких-то местных ягодах, если гости замерзли, и говорила, что чистое постельное белье уже постелено. Как будто бы мы действительно были здесь гостями, которым рады. Первой моей реакцией было смущение – раньше мне никогда не приходилось, пусть и не по собственному желанию, так бесцеремонно вторгаться в чей-то дом, но радушие хозяйки было настолько искренним, что даже я невольно начала улыбаться в ответ. До того момента, пока не бросила случайный взгляд на Его лицо. Он будет спать с ней. Понимание было ясным, отчетливым и удивительно болезненным, настолько, что я поморщилась и излишне резко отодвинула от себя предложенную рюмку с наливкой, так, что часть напитка пролилась на белую скатерть, оставляя расплывающиеся пятна. - О, прошу прощения… - возможность отвлечься на последствия собственной неловкости и произнести банальную фразу пришлась удивительно кстати: острая боль волной отхлынула и что-то внутри меня, напоминавшее лопнувшую струну, просто начало тихонько ныть, возвращая привычное ощущение тревоги и предчувствия недоброго, с которым я свыклась за последние несколько лет. Другие женщины в Его жизни… О, последние несколько месяцев эта тема была для меня самой волнующей и страшной. Раньше я просто не задумывалась над тем, что происходит в Его жизни, когда Он не со мной. Знала, что у него есть жена, мы даже сталкивались с ней несколько раз и, наверное, обе все еще помним ужасную сцену, когда Он привел меня на какой-то вечер в точно таком же платье, как у Лины. Но жена была чем-то само собой разумеющимся, некой обязательной частью этой драматической истории, в которой, я упорно убеждала себя в этом, все могло бы сложиться хорошо, если бы не ряд непреодолимой силы обстоятельств. Прошлой зимой я впервые была рада Его видеть, потом радость от Его появлений стала чем-то привычным, а потом, летом, я вдруг поняла, что мне противно и обидно, если я знаю, что Он с кем-то другим. Или что Он был с кем-то другим, прежде чем прийти ко мне. Безумно и безысходно. С этим ничего нельзя было сделать, потому что прав на место в Его жизни у меня было ровно столько же, сколько и у всех других его случайных женщин, а, может быть, и меньше – расовый вопрос никуда не делся из наших взаимоотношений, и я все еще оставалась «еврейской сукой». Никакого решения этой ситуации, ни внутреннего, ни внешнего, я не нашла. Мне было больно, и я плакала; Он не обращал на это ни малейшего внимания. Так и сейчас. Он говорил что-то по-русски хозяйке, она с улыбкой отвечала, я грела руки о толстую фаянсовую чашку с нелепым цветочным рисунком на боку и мрачно рассматривала переплетение нитей на скатерти. Пока на это было время, я твердо решила, что в этот раз плакать не буду, успокоив себя тем, что это всего на несколько дней.