...ведь если можно с кем-то жизнь делить, то кто же с нами нашу смерть разделит?
семейный завтракК завтраку спустилась мать Ракель, невысокая, очень худая, но все еще сохраняющая остатки красоты женщина, у нее были большие выразительные глаза, тонкие пальцы, которые Ракель, когда она брала мать за руку, всегда страшно было сломать, и роскошные черные волосы, всегда убранные в уложенную вокруг головы косу. Хелен Хандлозер посмотрела на сидящую за столом, потупившись, дочь и улыбнулась ей мягко и ласково.
- Я беспокоилась о тебе вчера, дочка, все-таки первый концерт в этом городе, твой первый взрослый концерт. Ты всем довольна? Что сказал герр Бреккер? – она словно не замечала следов прошедшего вечера на лице Ракель, и девушка была благодарна матери за это.
Странно, но не отец, а мать напоминала Ракель манерой речи и отношением к ней и ее учебе ее деда, Юлиуса Хандлозера, с которым были связаны ее самые счастливые воспоминания детства и который, как до сих пор казалось девушке, понимал ее лучше кого бы то ни было.
- Все было хорошо, мама, - ответила Ракель. – Мне даже подарили цветы, но я оставила их… в консерватории, не понесла домой.
- А что за цветы?
- Розы. Мелкие такие, розовые, знаешь? Как те, что дядя Герман дарил тебе на твой прошлый день рождения, только не такой огромный букет, конечно, - говоря с матерью, Ракель переставала испытывать скованность и мучительную неловкость, сопровождавшие любой ее разговор с отцом. Хелен умела не обращать внимания на что-то, что могло быть неприятно девушке, а от ее вопросов оставалось ощущение искренней заинтересованности. Возможно, причиной тому было то, что фрау Хандлозер большую часть времени проводила дома, и ее жизнь вне его стен состояла из рассказов мужа и дочери о том, что происходит с ними там.
- Как чудесно. Кстати, Зигфрид, Герман не собирался нас навестить? Я так давно не видела его, - обратилась Хелен уже к мужу.
- Он очень занят сейчас, ты же знаешь, - мрачно отозвался доктор Хандлозер. – Может быть, найдет как-нибудь время, я передам, что ты спрашивала о нем, мы должны увидеться сегодня или завтра.
- Он снова плохо чувствует себя? – нахмурилась женщина.
- Он никогда не чувствует себя плохо, - доктор насмешливо фыркнул. – Ты же знаешь.
- Конечно, - Хелен снова мягко улыбнулась. – Но и ты, и я знаем, насколько это правда. В любом случае, передавай мои наилучшие пожелания. Герман так и не выбрался к тебе на концерт, Ракель? – она обернулась к дочери. – Зигфрид говорил, что он собирался, если будет время.
Ракель удивленно моргнула.
- Да? Правда? Папа ничего мне не говорил… - если бы в зале прошлым вечером и был рейхсмаршал, она все равно бы этого не заметила. – Я слишком волновалась. Хотя, наверное, он зашел бы ко мне после концерта…
- Ну, значит, не смог, - Хелен покачала головой. – Жаль. А как мне жаль, что я не смогла вчера выйти! Надеюсь, что выберусь к тебе в следующий раз. Когда это будет?
- На Рождество, - еще вчера казавшийся таким близким рождественский отчетный концерт за прошедшую ночь невообразимо отдалился, став чем-то нереальным. Ракель как будто не верила, что декабрь и ее любимый праздник когда-нибудь наступят, понимала, что всех ее сил ей едва хватит, чтобы пережить сегодняшний день.
- Ты сегодня отдохнешь дома, да?
- Да, мама.
- Хорошо. Я так редко вижу тебя в последнее время, Ракель.
Марта принесла кофе и испеченные к завтраку круассаны, и разговор на какое-то время прервался. Допив свой кофе, доктор Хандлозер резко поднялся из-за стола и, пожелав оставшимся дамам приятного аппетита, ушел к себе в кабинет. Ракель мелкими глотками пила крепкий кофе, наполовину разбавленный молоком и время от времени из-под ресниц поглядывала на мать, ожидая ее вопросов. Хелен последние два года почти не пила кофе, вместо него перед ней стояла чашка с травяным чаем, от которой шел приятный, но все же ассоциирующийся с простудой и кашлем запах, она сделала несколько глотков, посмотрела на дверь кабинета и тихо произнесла:
- Твой отец очень не хочет, чтобы я волновалась. Считает, мне это противопоказано. Но если ты захочешь поговорить, я всегда тебя выслушаю, Ракель, ты ведь знаешь это.
Девушка вздохнула и снова почувствовала подступающие к глазам слезы.
- Знаю, мама, конечно, знаю. Но не сейчас, ладно? Я уже поговорила с папой, боюсь, что еще раз ща утро – это будет слишком, - Хелен только молча кивнула, Ракель залпом допила кофе. – Пойду позанимаюсь немного, а потом зайду к тебе. Или пойдем погуляем, если будешь себя хорошо чувствовать, да.
- Так и сделаем. Если хочешь, возьми мою пудру, я все равно давно ей не пользуюсь.
- Я беспокоилась о тебе вчера, дочка, все-таки первый концерт в этом городе, твой первый взрослый концерт. Ты всем довольна? Что сказал герр Бреккер? – она словно не замечала следов прошедшего вечера на лице Ракель, и девушка была благодарна матери за это.
Странно, но не отец, а мать напоминала Ракель манерой речи и отношением к ней и ее учебе ее деда, Юлиуса Хандлозера, с которым были связаны ее самые счастливые воспоминания детства и который, как до сих пор казалось девушке, понимал ее лучше кого бы то ни было.
- Все было хорошо, мама, - ответила Ракель. – Мне даже подарили цветы, но я оставила их… в консерватории, не понесла домой.
- А что за цветы?
- Розы. Мелкие такие, розовые, знаешь? Как те, что дядя Герман дарил тебе на твой прошлый день рождения, только не такой огромный букет, конечно, - говоря с матерью, Ракель переставала испытывать скованность и мучительную неловкость, сопровождавшие любой ее разговор с отцом. Хелен умела не обращать внимания на что-то, что могло быть неприятно девушке, а от ее вопросов оставалось ощущение искренней заинтересованности. Возможно, причиной тому было то, что фрау Хандлозер большую часть времени проводила дома, и ее жизнь вне его стен состояла из рассказов мужа и дочери о том, что происходит с ними там.
- Как чудесно. Кстати, Зигфрид, Герман не собирался нас навестить? Я так давно не видела его, - обратилась Хелен уже к мужу.
- Он очень занят сейчас, ты же знаешь, - мрачно отозвался доктор Хандлозер. – Может быть, найдет как-нибудь время, я передам, что ты спрашивала о нем, мы должны увидеться сегодня или завтра.
- Он снова плохо чувствует себя? – нахмурилась женщина.
- Он никогда не чувствует себя плохо, - доктор насмешливо фыркнул. – Ты же знаешь.
- Конечно, - Хелен снова мягко улыбнулась. – Но и ты, и я знаем, насколько это правда. В любом случае, передавай мои наилучшие пожелания. Герман так и не выбрался к тебе на концерт, Ракель? – она обернулась к дочери. – Зигфрид говорил, что он собирался, если будет время.
Ракель удивленно моргнула.
- Да? Правда? Папа ничего мне не говорил… - если бы в зале прошлым вечером и был рейхсмаршал, она все равно бы этого не заметила. – Я слишком волновалась. Хотя, наверное, он зашел бы ко мне после концерта…
- Ну, значит, не смог, - Хелен покачала головой. – Жаль. А как мне жаль, что я не смогла вчера выйти! Надеюсь, что выберусь к тебе в следующий раз. Когда это будет?
- На Рождество, - еще вчера казавшийся таким близким рождественский отчетный концерт за прошедшую ночь невообразимо отдалился, став чем-то нереальным. Ракель как будто не верила, что декабрь и ее любимый праздник когда-нибудь наступят, понимала, что всех ее сил ей едва хватит, чтобы пережить сегодняшний день.
- Ты сегодня отдохнешь дома, да?
- Да, мама.
- Хорошо. Я так редко вижу тебя в последнее время, Ракель.
Марта принесла кофе и испеченные к завтраку круассаны, и разговор на какое-то время прервался. Допив свой кофе, доктор Хандлозер резко поднялся из-за стола и, пожелав оставшимся дамам приятного аппетита, ушел к себе в кабинет. Ракель мелкими глотками пила крепкий кофе, наполовину разбавленный молоком и время от времени из-под ресниц поглядывала на мать, ожидая ее вопросов. Хелен последние два года почти не пила кофе, вместо него перед ней стояла чашка с травяным чаем, от которой шел приятный, но все же ассоциирующийся с простудой и кашлем запах, она сделала несколько глотков, посмотрела на дверь кабинета и тихо произнесла:
- Твой отец очень не хочет, чтобы я волновалась. Считает, мне это противопоказано. Но если ты захочешь поговорить, я всегда тебя выслушаю, Ракель, ты ведь знаешь это.
Девушка вздохнула и снова почувствовала подступающие к глазам слезы.
- Знаю, мама, конечно, знаю. Но не сейчас, ладно? Я уже поговорила с папой, боюсь, что еще раз ща утро – это будет слишком, - Хелен только молча кивнула, Ракель залпом допила кофе. – Пойду позанимаюсь немного, а потом зайду к тебе. Или пойдем погуляем, если будешь себя хорошо чувствовать, да.
- Так и сделаем. Если хочешь, возьми мою пудру, я все равно давно ей не пользуюсь.
@темы: тексты