Кладовка с ментальным хламом — @дневники: асоциальная сеть

воскресенье, 15 декабря 2013

13:00

выдача по снам

...ведь если можно с кем-то жизнь делить, то кто же с нами нашу смерть разделит?

...была забита сегодня каким-то непонятным ужастиком.
Начиналось все с атомной бомбы, которую должны были либо уничтожить, либо взорвать в Турции во время войны Германии и России. Во сне опять был заброшенный город из моего давнего сна, и стена бывшей часовни, выложенная мелкими золотистыми монетками. А я почему-то была Локи и пыталась уйти от парадигмы бесконечного несения зла. Пульт, взрывающий атомную бомбу доверили мне (странные люди, да?), я сначала не планировала ничего взрывать и даже честно все отключила, а потом случился папа и пришлось обратно уходить на "темную сторону" - потому что он так хотел. Красивый кадр с Локи на фоне темного зимнего пейзажа и зловещей луны, силуэт. Уходить и навсегда оставаться в Хеле, потому что после такого никуда больше дороги уже не будет. Тема жертвования чужой душой вместо собственной.
Потом был лес и странная компания молодых людей там. Кто-то срезал себе кожу с горла и вырезал язык, а мне почему-то звонила из города его девушка, которой пришло уведомление о том, что льется кровь (как это возможно?), и она испугалась. А он не мог говорить, и рассказывал ей, что все хорошо. Потом мы вернулись, меня отчитывал папа, я что-то безбожно врал. А потом начался классический ужастик, где все участники ситуации по очереди умирали. Для меня сон закончился телефонным звонком. Я сняла трубку и поняла, что не хочу слышать то, что может там быть, долго пыталась нащупать клавишу сброса звонка (телефон был старый, аппаратный, и сам аппарат стоял глубоко в шкафу под грудой вещей).

@темы: сны

URL

04:42

Блокнот. 11.2.2013 (текст оставлен без изменений)

...ведь если можно с кем-то жизнь делить, то кто же с нами нашу смерть разделит?

зимняя лирикаЧто-то сделать для него. Мысль появилась у нее неожиданно, и она удивилась, осознав это настойчивое желание. Чувство, мысль сопровождавшее, нельзя было назвать благодарностью. По большому счету для него, наверное, не существовало нужного наименования в немецком языке. Мысль была до крайности настойчива. Она всплывала, когда Рейчел садилась за фортепиано в Его отсутствие, мешала сосредоточиться на программе; приходила, когда девшука засыпала в кольце Его рук, мешала нырнуть с головой в сюрреалистичный мир снов; назойливо жужжала в висках за завтраком. Вскоре из простой хоть и крайне навязчивой мысли, это превратилось в потребность, сопровождавшуюся желанием касаться Его. Рейчел осторожно дотрагивалась кончиками пальцев ло рукава черной эсэсовской формы, не встречала никакой реакции, укладывала маленькую для пианистки ручку на сгиб локтя. Чаще всего она слышала от Него "Не цепляйся! Что тебе надо?", иногда Он, казалось, вообще не замечал ее присутствия и невесомых прикосновений и совсем уж редко Он накрывал ее пальцы ладонью, не говоря ни слова, как будто так и надо. Тогда она тихо улыбалась и на несколько коротких секунд ей становилось удивительно спокойно. Это было странно и неправильно. В ту зиму странно было все.
В Праге постоянно шел снег, тихий, мягкий, поглощающий все звуки, голоса, свет. Город как будто оказался в белом ватном коконе. Они плыли через эту зиму, через ночи, наполненные приглушенным грохотом взрывов, через дымчато-серые дни. Медленно текла не покрывшаяся льдом свинцово-серая Влтава.
Она играла Шопена тогда и немного Листа, очень камерно, очень интимно и лично. Происходившее не было похоже ни на что настоящее. Затянувшаяся рождественская сказка. На Рождество они уехали в Вену, к светло улыбающемуся гауляйтеру Шираху с синими глазами, так хорошо умевшему не замечать самых очевидных вещей. Жена Шираха, как и всегда, была в отъезде вместе с детьми - кажется, на этот раз в Швейцарии. Адъютант Бальдура приготовил глинтвейн и запеченный окорок, из любимого кафе гауляйтера привезли несколько видов десертов и традиционный кекс. Все это почти напоминало семейный праздник - и в какой-то момент Рейчел рассмеялась очередной шутке Ширраха. Гейдрих посмотрел на нее безумными, дикими глазами, дернул рукой, будто замахиваясь, она испуганно вжалась в спинку стула. "Пошла вон отсюда", - резко бросил он. Рейчел поспешила исчезнуть, слыша за спиной удивленный голос Бальдура: "Но, Рейнхард, зачем же?.."
Ночью, почти под утро, Он, пьяный до такой степени, что едва стоял на ногах, пришел к ней. она проснулась от шума открывающейся двери, села на кровати, прижимая одеяло к груди. Подошел. Смазаным грубым жестом провел рукой по щеке, той, на которой остался шрам от ожога. Она замерла испуганно, глядя на собственные сжимающие край одеяла пальцы. "Боишься", - констатировал факт, рассмеялся хрипло и зло. Она хотела, чтобы Он ушел. Он почти выдернул ее из кровати, поднимая, сжимая до боли, вдавливая руки и локти в ребра, уткнулся губами куда-то ей в макушку. Дыхание обжигало и пахло алкоголем. Она замерла, затихла, привычно постаралась исчезнуть. "Такая маленькая. Проще простого сломать", - сомкнутые вокруг нее руки сжались сильнее, она сдавлено всхлипнула.
А потом Он швырнул ее на кровать, громко хлопнула впечатанная Им в косяк дверь комнаты. Она позже не могла вспомнить, что было на следующее утро. Казалось, она, как и всегда, проснулась с Ним рядом. Может быть, и нет.
В Праге все длилась, не заканчивалась зима.

Себе на память: написано в метро по дороге от Курской до Щелковской и чуть-чуть в переходе у выхода из

@темы: тексты

URL

04:10

Знакомство с Вайсом. Начало. 18.12.1943 г.

...ведь если можно с кем-то жизнь делить, то кто же с нами нашу смерть разделит?

нелепость- Ваши документы, фройляйн! – Рейчел не сразу поняла, что эта фраза была адресована ей, а когда поняла, удивленно посмотрела на молодого полицейского, рвущегося исполнять служебный долг, и переспросила:
- Документы? – ей стало смешно. Был тот редкий день, когда она пошла в город без Карла, со времен той жуткой истории в сорок втором, даже если она хотела пройтись одна, адъютант Гейдриха все равно ее сопровождал – на почтительном расстоянии. Было это обязательным конвоем или проявлением заботы, Рейчел не знала, она никогда не спрашивала об этом и никогда не оспаривала установленного порядка. И надо же было именно сегодня Карлу остаться дома – на кухне из-за внезапно ударивших морозов прорвало трубу, и мужчина остался предотвращать потоп и ждать сантехника. Глупая, очень обыденная история, которой, казалось бы, было совершенно не место в ее жизни. Никаких документов у Рейчел с собой, конечно же, не было. Она вдруг поняла, что даже не знает, существуют ли они вообще. Старый паспорт на имя Ракель Хандлозер остался где-то в берлинском доме, где она не была уже несколько лет.
- Документы, - нетерпеливо подтвердил полицейский. – Паспорт. Удостоверение личности. Вы понимаете по-немецки?
Рейчел нервно хихикнула, заслужив мрачный и подозрительный взгляд.
- У меня нет документов, герр полицейский, - она виновато улыбнулась. – Забыла дома.
Он помрачнел еще больше. Они стояли в двух шагах друг от друга на перекрестке Карловой и Лиловой улиц, небо было затянуто тяжелыми серыми облаками, шел снег. Редкие в такую погоду прохожие при виде человека в форме предусмотрительно переходили на другую сторону улицы. Рейчел, переставшая с недавних пор бояться кого бы то ни было, кроме Гейдриха, спокойно улыбалась молодому мужчине и думала о том, что у него слишком длинная, какая-то нелепая шея для воротника-стойки, она делала симпатичного, в общем-то, мужчину похожим на нескладного подростка или, когда он делал слишком серьезное лицо, на надутого гуся.
-Что значит «забыла»? Вы знаете, что без удостоверяющих личность документов появляться на улице запрещено? – она понятия не имела об этом, но разве можно было объяснить, почему так вышло, стороннему человеку? - Ваше имя?
- Рейчел Хандлозер.
- Вы немка?
Она задумалась над ответом, и это секундная пауза не осталась без внимания.
- Вам придется пройти со мной, - заключил полицейский.
- Вы меня задерживаете? – Рейчел не поверила услышанному. Ей было одновременно и весело, и жутко. Конечно же, ее очень скоро отпустят: она позвонит Карлу, попросит забрать ее из отделения полиции или куда там ее собираются вести, он приедет… Главное, чтобы обо всем этом не узнал Он. Почему-то Рейчел была уверена, что если история дойдет до Гейдриха, Он будет страшно зол на нее – и будет прав: действительно ведь глупо выходить из дома без документов, особенно если самая непопулярная в Рейхе национальная принадлежность отчетливо проступает у тебя в чертах лица.
- До выяснения личности. Пройдемте, фройляйн, - полицейский хотел было взять ее за локоть, но она отдернула руку, непроизвольно оттряхнула рукав пальто, как будто на него попала грязь.
- Не надо. Я пойду сама.

@темы: тексты

URL

03:19

Еще из дневников

...ведь если можно с кем-то жизнь делить, то кто же с нами нашу смерть разделит?

1944Я люблю лимонные пироги, цукаты, какао, сладкий чай с молоком, шоколад, взбитые сливки и миндаль. Люблю весну: раннюю, когда снег только тает, воздух наполнен водой и ее звучание и пахнет холодом и немного медью, и позднюю, когда зацветают каштаны и сирень, ночами гремят грозы, становится почти жарко и очень радостно. Люблю позднее лето, историю про августовский звездопад, который я никогда не видела, кислые яблоки прямо с деревьев, астры и сентябрьское цветение роз в венском императорском парке (жаль, мы уехали из Вены). Я люблю гулять в одиночестве и читать стихи вслух самой себе. Люблю рассматривать гравюры в старинных книгах, художественные альбомы и медицинские атласы (глупая привычка, сохранившаяся с детства). Люблю Чайковского, вальсы Шопена и Штрауса, Грига и Листа. Люблю, когда рядом нет никого и не нужно разговаривать о том, что обычно кажется людям вокруг интересным, а мне – скучным. Наверное, кроме музыки, я не знаю интересных тем для разговора.

Единственный, с кем мне было легко и интересно общаться, - Фридрих. Фридрих Нойман, сын старого фронтового друга моего отца, мы выросли с ним вместе, на мои дни рождения родители приводили его к нам в парадной белой рубашке и с букетом цветов. С какого-то момента он начал дарить мне мелкие розовые розы, и я до сих пор очень люблю их. Когда мне было шестнадцать, наши родители решили, что мы с Фридрихом непременно должны пожениться. Мы не возражали – настолько привыкли к тому, что почти неразлучны. В 41-м он последний раз писал мне из Швейцарии, куда уехал вместе с семьей незадолго до аншлюса. Он женился на француженке, работал в банке, она ждала ребенка. Тогда я не ответила на его письмо.

(я это писала чуть больше года назад, сегодня вот с удивлением нашла)

@темы: тексты

URL

03:07

жизнеописание

...ведь если можно с кем-то жизнь делить, то кто же с нами нашу смерть разделит?

мы наконец-то купили и собрали шкаф. первый раз мы поехали за шкафом летом прошлого года. так в нашей жизни появилась общая кровать. и это было много и странно, и непонятно, и через нервный смех и проблемы с кассой и втулками и что-то важное-совместное. а теперь вот гештальдт завершен, у окна стоит прекрасный и белый ОН, а в зеркальной дверце отражаются белые снежки светящейся гирлянды. дом, состоящий из Икеа мебели. можно будет снимать на камеру и продавать для рекламных целей. шведское уверенно вытесняет советское, остались две тумбочки и один сервант, но их удастся изжить, я думаю. и еще нам, конечно же, нужен Бог Подушек, потому что каждый раз мы привозим с собой новые прекрасные подушки, и они заполоняют собой кровать. и Бог плюшевых мышей, но это уже совсем странно.

еще я испекла идеальный пирог - вот так вот, не подглядывая в рецепт, быстро и просто. и взбивать венчиком гораздо лучше получается, чем блендером. пирог уже почти съеден, но можно будет сделать еще. а до этого был правильный минестроне, крем-суп из дорблю (такая соленая замазка, бе) и идеальный борщ. я реализовала себя как женщина. и купленный блендер тоже это доказывает! хочется гостей, эх...

моя Мышь уверенно осваивает высоту. она научилась залезать до самого верха клетки. с путем обратно у нам, правда, все еще наблюдаются некоторые сложности: она не спускается, она решительно падает вниз. еще она привыкла к рукам и с интересом исследует предоставляемые в ее распоряжение пространства: бегает по столам. думаю, не запустить ли ее на полки, там тоже много непознанного.

разобрали и собрали старый ноутбук, дабы улучшить его рабочие качества, а, главное, почистить клавиатуру. в процессе ноутбук лишился кнопки вверх и кнопки Page Down, но мы не печалимся, ибо опыт дороже двух кнопок. теперь вот мое Чудовище расколупывает сломанную клавиатуру от моего нового ноута и что-то там внимательно изучает, а вид у него при этом отрешенно-лирический (жаль, у меня нет волшебной фотографирующей техники). а я думаю о браслете и серьгах из кнопок.

@темы: дни

URL

суббота, 14 декабря 2013

03:45

обрывки дневника

...ведь если можно с кем-то жизнь делить, то кто же с нами нашу смерть разделит?

11.1944Иногда я думаю, а что было бы, если бы мы никогда не встретились с Ним? Как бы тогда сложилась моя жизнь? Глупо и бездарно закончилась бы через пару лет в каком-нибудь лагере смерти? Или я пережила бы войну? А если бы пережила, что тогда? Муж, дом, дети, пара собак, уроки фортепиано, домашние концерты раз в месяц… Или, наоборот, консерватория, концерты, гастроли, бесконечные новые программы, известность, в конце концов. Это то, чего я когда-то очень хотела. Хочу ли сейчас?.. – первое в голову приходит разумное «не знаю», но честно было бы ответить «да». Честолюбие и тщеславие. Если бы Он мог прочитать эти мои мысли, Он бы, наверное, посмеялся надо мной. так много изменилось вокруг меня, так мало – во мне. Эгоизм – это то, с чем тяжелее всего расстаться, просто иногда он приобретает странные формы. Моя привязанность к Нему – тоже эгоизм. Не помню, когда я поняла, что быть рядом с Ним, значит обезопасить себя абсолютно от всего вокруг – кроме Него. Это ведь действительно работает именно так. Я помню, как мы приехали зимой в деревню где-то на бывшей советской территории (как же непохоже там все было на Россию, существующую в моем воображении!), лежал снег, и Он выносил меня из машины на руках, потому что на мне были осенние ботинки и легкое пальто, а снега – очень много. И так происходит со всем и всегда. Он может меня убить, если захочет, в любой момент, но никаких других источников проблем нет и не может быть, разве что я сама очень захочу их создать, да и то – не уверена, что Он бы мне это позволил. Я пыталась думать о моей неслучившейся жизни, в которой Его не было бы, и все равно думаю только о Нем. Простой и печальный ответ – никакой другой жизни у меня нет и быть не может. Здесь не существует даже категории «хорошо» или «плохо», просто потому что если вариант единственный, он не может быть оценен – его не с чем сравнить. Дай мне бог не узнать, что такое жизнь без Него… (последнее предложение зачеркнуто)

12.1946С определенного момента все плохое в моей жизни обзавелось привычкой начинаться осенью и достигать своей кульминации к Рождеству. Я с ужасом жду того, что мне предстоит в этом году: к сожалению, могу даже предположить, что это будет. Купила и прочла сегодня новый выпуск газеты: свежие новости о ходе судебного процесс в Нюрнберге, через неделю огласят приговоры. Днем сходила на вокзал и купила билеты. Все очень долго отговаривали меня ехать, и, наверное, это было разумно – в конце концов, в глазах мировой общественности я Ему никто, у меня даже имени уже не осталось, только выдуманный кем-то псевдоним. А я до сих пор не знаю, кто такая на самом деле эта Ингрид Файк, для себя я все также остаюсь Рейчел. Боюсь писать, боюсь даже думать о том, что меня действительно беспокоит сегодня. Нужно еще собрать вещи, хотя бы какие-нибудь. Представления не имею, зачем они могу мне понадобиться там, зачем будут нужны потом… Какое вообще может быть «потом»?.. Хорошо, что завтра уже начинаются каникулы и не нужно никому объяснять, где я буду – все равно объяснить это совершенно невозможно. Могу предположить, что сказал бы лечивший меня врач, услышав мою мотивацию. Я пью выписанные им таблетки, они помогают от всего, кроме самого главного: от медикаментов Он не перестает заниматься главное место в моей жизни. Было, есть и будет. Я боюсь, что наступит Рождество, и будущее время навсегда станет несбывшейся вероятностью. Любимый праздник детства… Пожалуйста, Господи, пусть в этом году оно не наступит. Как в сказке, которую мне рассказывали когда-то где принцесса отменила новый год, за тридцать первым декабря шло тридцать второе… Пусть будет также, пусть не меняется число на календаре, пусть будет неизвестность и ожидание – в них хотя бы есть надежда на то, что сны в конце концов поменяются местами с реальностью, все встанет на свои места, я окажусь на своем месте. Что я пишу? Чем дольше думаю, тем мрачнее мысли. Это называется обреченность, дорога впереди прямая, без единой развилки и не идти вперед нельзя. Пусть я проснусь и снова будет сорок четвертый… Пойду собирать чемодан.

@темы: тексты

URL

пятница, 13 декабря 2013

03:37

Отдельные кадры

...ведь если можно с кем-то жизнь делить, то кто же с нами нашу смерть разделит?

декабрь 1941

май 1943

декабрь 1944

где-то между 1941 и 1945

@темы: тексты

URL

четверг, 12 декабря 2013

16:13

мысль

...ведь если можно с кем-то жизнь делить, то кто же с нами нашу смерть разделит?

На фоне дискуссии в соседнем дневнике думаю о том, какие темы могли бы быть неприемлемыми лично для меня (ну, кроме совсем специфических типа расчленения котят в честь великого сатанинского праздника).

Не люблю пропаганду - вообще никакую: ни религиозную, ни здорового образа жизни, ни что там еще можно пропагандировать. В юности вообще сбегала от людей, пытавшихся мне активно навязать какое угодно мнение, пусть и разумное и правильное.
Не люблю агрессию - когда кто-то начинает громко орать, что надо уничтожить всех... (дальше можно вставить любую категорию людей, явлений и предметов), или что он не потерпит рядом с собой. Непримиримость не люблю.
Глупость тоже. Людей, которые мне пытаются доказывать, что Первая мировая война была с Наполеоном, а картины "Снова двойка" и "Не ждали" - это одно и то же (примеры из жизни).

Но это все не темы, а способ преподнесения информация.
Наверное, вызвать у меня неадекватную реакцию могут только люди, которых я считаю близкими, и только задев что-то очень личное и болезненное для меня.

О! Вспомнила! Осуждение моих родителей не приемлю я ни в какой форме. И самооправдание.

@темы: думаю

URL

02:02

Из прошлого

...ведь если можно с кем-то жизнь делить, то кто же с нами нашу смерть разделит?

Начало про нашего дедушкуОщущение ненужности никому – то, что приходит к человеку в детстве, а потом не покидает его до самого конца. И тем страннее и острее человек будет реагировать на странные проявления потребности в нем, чем более тщательно это чувство было в нем взращено и выкормлено.
Ракель была никому не нужна с момента своего рождения. Ее мать хотела ребенка, но вышло так, что сил и возможностей заниматься девочкой у Хелен почти не было, для отца ее долгое время как будто бы просто не существовало. Наверное, правильно будет сказать, что Ракель и доктор Хандлозер опасались друг друга: она его – как очередное живое и самое яркое доказательство своей ненужности никому, он ее – как тень смерти своей горячо любимой жены.
Дедушка случился в жизни Ракель, когда ей было три. Первые два с половиной года жизни она провела с матерью сначала в Италии у моря, а потом в австрийских Альпах, где был хороший воздух и полезный для Хелен климат. К ее трем годам они с матерью, здоровье которой несколько улучшилось к тому моменты, наконец вернулись в Вену. Когда Ракель впервые увидела деда, высокого мужчину с закрывающими затылок седыми волосами, усами и бородой в бархатном пиджаке с расписанным каким-то причудливым узором шейным платком, она страшно смутилась. он был непохож на всех, кого девочке приходилось видеть до сих пор: он говорил громко, смеялся много, пил невкусно пахнущий, но такой красивый на просвет золотой коньяк из маленьких рюмок, любил сладости и очень радовался единственной внучке. Бабушку с первой встречи девочка запомнила хуже, фрау Хандлозер больше внимания уделяла ее отцу, а вот деда оторвать от маленькой Ракель было невозможно. Так и сложилось, что в Вене она проводила в доме бабушки с дедушкой больше времени, чем в доме родителей. А, может быть, это время просто запомнилось ей больше? В том доме она была по-настоящему счастлива.
В ее четыре года дед, в прошлом известный виолончелист, первый раз посадил Ракель за фортепиано и показал, как играть какую-то простенькую мелодию: потом она, как ни пыталась, не могла вспомнить, была ли это детская пьеска, или дед сочинил что-то сам. Фортепиано стало первой настоящей любовью девочки: ее восхищала черная лакированная поверхность, ровная поверхность клавиатуры, завораживали изящно изогнутые педали, которые тогда были для нее недоступны и от этого казались загадочными и волшебными. Когда она осторожно нажимала на клавишу и слышала доносящийся из инструмента звук, это каждый раз было настоящим чудом. Дед брал ее на руки, открывал верхнюю крышку, показывал натянутые внутри фортепиано струны и касающиеся их молоточки, объяснял, как все это работает. Он же, не спрашивая согласия родителей девочки, нашел ей преподавателя, своего старого знакомого, с которым они вместе когда-то читали лекции в Академии, и договорился с ним о занятия для Ракель. Первые уроки она брала за старым инструментом, стоящим в гостиной дома родителей ее отца.
В этом же доме они всегда встречали Рождество. Отец заботился о том, чтобы их дом был украшен к празднику, всегда выбирал жене и дочери дорогие и очень нужные подарки, но девочке каждый раз казалось, что на самом деле папа не любит Рождество, а делает это все просто потому, что так положено. В доме деда все было совершенно иначе: в гостиной, как раз напротив фортепиано, ставили огромную елку, которую было принято украшать всем вместе, весь день двадцать четвертого то бабушка и дед, то приходящие гости складывали под елкой коробки с подарками, к которым были привязаны ярлычки с подписанными именами. Гостей всегда было очень много, приходили друзья, коллеги и ученики дедушки, до глубокой ночи в гостиной кто-нибудь пел, танцевал, играл на фортепиано или принесенных с собой скрипке, аккордеоне, трубе… Ракель, которую отправляли спать в десять вечера или чуть позже, знала, что утром под елкой будут только ее подарки – все остальные взрослым раздаст дед. В полночь он будет доставать коробку за коробкой, громко читать написанные имена и вручать подарки их адресатам. Утром можно было встать раньше всех, босиком в одной ночной рубашке спуститься в гостиную и долго шуршать оберточной бумагой, разворачивая подарки, которых всегда было больше, чем положено одной маленькой девочке. В самом детстве ей дарили кукол, кукольную посуду, книги со сказками, сладости и сборники детски нот, постепенно ноты и книги по музыке вытеснили все остальное.
Продолжение следует…

@темы: тексты

URL

среда, 11 декабря 2013

16:29

мысль

...ведь если можно с кем-то жизнь делить, то кто же с нами нашу смерть разделит?

Натыкаюсь глазами на фразу "интуитивное понимание нормы, сформировавшееся в детстве" ((С) Ласька), понимаю мимоходом, что вот оно у меня вообще не сформировалась - и от этого много моих проблем с головой и в голове. Дальше могли бы быть примеры того, что мне кажется нормальным, но это уже поза и эпатаж.

@темы: думаю

URL

13:44

просыпаясь

...ведь если можно с кем-то жизнь делить, то кто же с нами нашу смерть разделит?

Серое уже совсем не утро.
Просыпаться от неожиданной смски очень важного человека - хорошо и очень предновогодне как-то. (Терять в тексте постфикс -ся.) Кажется, уехать до нового года не получится, но, видимо, получится после. Жизнь странно неустроена в отдельных проявлениях и попытках сделать что-то. Много музыки. Перспектива (смутная и ненужная, но тревожащая) аккомпанировать - этого мне, конечно, не хватало.

Кхм. Для специальных непонятливых ~~обергруппенфюреров~~ Котиков поясняю: смутная перспектива аккомпанировать обозначена как "смутная и ненужная", потому что с куда большей вероятностью это будет делать Наташа, а не я. А я очень хочу и то, что это не надо никому, кроме меня, меня расстраивает. Во фразе про "конечно, не хватало" присутствует самоирония, вызванная потоком очевидных ассоциаций. Претензий не имею, от прав отказываюсь и все такое...

Вчера вечером заперла кота на кухне. Случайно. Теперь мне говорят, что никакого британского котенка мне не будет. Снилось ночью, что мы должны сегодня идти на пикник. А бывают зимние пикники, интересно? Или это уже из области экстремального времяпрепровождения?

На столике стопку из двух энциклопедий по военной технике Третьего Рейха и эзотерического Зоара венчает горшок с ярко-красной пуансетией.

А я пойду пить чай и есть мою каждодневную шоколадку. Они совсем невкусные, но меня радует сам процесс.

@темы: дни

URL

02:26

про день

...ведь если можно с кем-то жизнь делить, то кто же с нами нашу смерть разделит?

Первый раз в жизни правдиво заполнила виш-лист. Понимаю, что я - капризная тварь и очень сложно реагирую на подарки-сюрпризы. Мало кто в моей жизни их удачно выбирал. А ничего хуже, чем подарок, который не понравился, в природе нет и быть не может. Я мгновенно ощущаю себя страшно виноватой. Но в этом году (так как список был не социально ориентированный, а абстрактный, ибо Новый год, как и день рождения я игнорирую) в каком-то моем воображаемом мире, где высокая елка и музыка из балета "Щелкунчик" все так, как надо. И британский котенок с ленточкой на шее в коробке.

Размышления про Рейх
читать дальшеОкончательно осознаю концептуальное единство Рейчел и Тэты. И, нет-нет-нет, мне не нравится идея безумия, это слишком сложно и выкручено. Вернее, как концепт она нравится мне и очень, люди с раздвоением личности всегда привлекали меня. Но как элемент сложившегося уже мира не радует оно меня совершенно. Это слишком не про середину века, которая за последнее время стало в моем сознании воплощением всего самого прекрасного, что бывает (было) в реальной жизни (да-да, эстетика викторианской Англии и всяческого 17 века от меня сбежала, зато пришли, а вернее, вернулись из детства круглые столы, скатерти с вязаным крючком кружевом, лампы под тканевыми абажурами, семейные ужины за круглым столом, старые книги на полках, телефонные аппараты с вращающимся диском и многое другое). Раздвоение личности хорошо в мире Бойцовского клуба и Американского психопата. С хрупкой красотой ушедшей эпохи совершенно несовместимо оно. Разве что в каких-то иных формах...

(А вообще из побочных идей о неожиданной концовке романа я все еще больше всего люблю ту, которая об историке, который находит дневниковые записи Ракель, читает их, долго ее ищет, находит всю такую уже немолодую, милую и одинокую, преподающую музыку детям. Она смеется и говорит, мол, мне было восемнадцать и очень хотелось придумать история про любовь, страсть и трагедию, а Гейдриха я видела... по телевизору и на параде один раз.)

Сны снами, жизнь жизнью, но определенные странности в пражский период точно вносить надо. И не раздвоение, но раздвоенность. Реальное выражение двойственности отношения к мужчине всей нашей жизни. И спать у него на коленях в автомобиле где-то между Берлином и Прагой, и держать за руку, когда снятся кошмары. И кошмары одни на двоих. Но я не увлекаюсь.

А Карл, когда увидел Рейчел первый раз, подумал, что это любовница Гейдриха, с которой они вот только что поссорились, поэтому она капризничает и ведет себя странно. А еще, что она высокомерная и очень наглая. И думал он так довольно долго. И, может быть, во сей этой ситуации был прав больше всех.

И Тэта, которая спала в мосту сто лет и почти окаменела в коконе из нарастающей шкуры. И то же самое потом, в двадцатом веке. Жаль, нет в истории сцены, где она первый раз появляется перед Гиммлером, вылупляясь из этого самого кокона. Хотя, боюсь, если бы рейхсфюрер застал такой ужас, он бы этого не пережил, поэтому пускай ему достанется черноволосая девка в старинном сарафане. Наверное, про них нужно писать не сны, а отдельный фантастический роман с беготней, зомби, затонувшей Прагой, секретным объектом в Жижкове, заключенной в пражском лабиринте армией и всем остальным прекрасным. Но фантастика настолько перестала меня привлекать, что даже стыдно. Так что будут отдельные фанфики когда-нибудь потом.

И, заполняя оставшееся до страницы пространство, мы посмотрели "Отелло", и я поняла, какие эмоции (какой степени боль и ужас) должна вызывать эта история. Непонятно пока, как этого добиться. Там настолько нет хороших отношений, что непонятно, что терять. А эмоции эти пораждаются только чувством потери, необратимой и невосполнимой при этом, увы. Продолжаю думать.

@темы: вместо текстов

URL

вторник, 10 декабря 2013

14:21

Предновогодний флэшмоб

...ведь если можно с кем-то жизнь делить, то кто же с нами нашу смерть разделит?

Я не хотела, но меня к этому вынудила, аж с двух сторон (Лиль в ЖЖ и Марион здесь). Что ж, ладно, десять пунктов о том, чего я хочу от этой жизни к Новому году.

1. Фортепиано (так как ставить его некуда, то я не буду писать, каким оно должно быть, а зачем оно мне, всем и так, я думаю, понятно)
2. ~~Фортепиано~~ Британского котенка (правильного, со сплюснутой мордочкой, золотистыми глазами, дурацкого, плюшевого и неуклюжего)
3. ~~Фортепиано~~ Смартфон Blackberry Q5 Black (это первый телефон за три года, который мне понравился, но в России его почти невозможно найти, увы, как и другую технику этой фирмы)
4. ~~Ну, вы поняли, да?~~ Билеты в театр (Ленком - Пер Гюнт, Королевские игры, Аквитанская львица, Сатирикон - Отелло, Et Cetera - Продюссеры, Орфей, Драма на охоте, Театр студия О. Табакова - Двенадцатая ночь, Безумный день или женитьба Фигаро, в любом варианте - Дни Турбиных, Крейцерова соната, Варшавская мелодия)
5. ~~Молчу-молчу!~~ Большой меховой плед (как наша шиншилла или чуть другой, приятный наощупь, мягкий и теплый, чтобы в него кутаться)
6. ~~И все-таки фортепиано~~ Рождественские украшения в классической европейской стилистике: шарики со снегом внутри, венки из остролиста и шишечек, всякие гирлянды, шары, композиции, карусельки - но только чтобы выглядели они как на открытках, а не как большая часть того, что предлагают супермаркеты и елочные базары.
7. ~~В крайнем случае можно цифровое фортепиано~~ Книги (Сто лет одиночества, Руслан и Людмила, Улисс Джойса (на русском!), Унесенные ветром в красивом оформлении (на русском или английском - только не с адским кадром из фильма, где Рет ~~пьет кровь у~~ целует Скарлетт), Вариант "Викинг" (Операция "Омега"), Семнадцать мгновений весны, Кладбище домашних животных, Сияние, Темная башня (лучше, конечно, всю...), Эллрой "Лос-Анджелесский квартет", книгу по Shadowscapes Tarot) и еще много какие, но их нельзя выбирать без меня.
8. ~~А, может, все-таки?~~ Шарфы и палантины - не вязанные! (Аксессорайз располагает отличным ассортиментом и отвечает моему вкусу в этом плане)
9. ~~Ну, пожалуйста...~~ IPad Mini (надо признаться себе в том, что я его хочу)
10. ~~Фортепиано-фортепиано-фортепиано~~ Плюшевого единорога комании Nici, плюшевого совика (из той же серии, что мишка с голубым носом) или такого же плюшевого летучего мыша.

Насильно осаливать никого не буду, но было бы интересно послушать Лаську и Лезард, если они захотят.

@темы: всякое разное

URL

05:38

продолжаю предаваться размышлениям...

...ведь если можно с кем-то жизнь делить, то кто же с нами нашу смерть разделит?

а это чтобы было. и мне повод дописать будет уже... первый сон Рейчел. Прага. 1942 г.Официально рейхспротектор Богемии и Моравии проживал в местечке Паненске-Бржежане в двадцати пяти километрах от Управления протектората в Пражских Градчанах. Там, в милом двухэтажном особняке с портиком о четырех колоннах и круглыми часами на фасаде, с комфортом проводили время его трое детей и жена Лина, роскошная и почти всегда беременная женщина. Сам Рейнхард Гейдрих, не скрывающий своих неприязненных чувств к богатой красавице-жене, появлялся в доме редко. Большую часть его времени отнимала работа в Управлении протектората, поездки в Берлин на бесконечные совещания у рейхсфюрера и самого фюрера и другие важные и неотложные дела. После работы он приезжал в маленький домик на Янской улице. К его приезду там всегда был готов ужин, в гостиной горел камин, сонно чирикал толстый желтый кенар в клетке, пахло кофе и свежей выпечкой. К месту покушения, впрочем, Гейдрих ехал от жены, в загородный дом же его привезли и после выздоровления, больше похожего на чудо, чем на результат усилий докторов. Счастливый чуть ли не до истерики рейхсфюрер лично отвез господина рейхспротектора домой – и все последующие месяцы старался не вспоминать о том, как в ночь перед этим отправился на бывшее языческое капище на вершине холма Петршин. Генрих Гиммлер, веривший в мистику и апеллировавший к ней до неприличия часто впервые испугался непонятных ему сил, с которыми соприкоснулся пусть и совсем мельком. Единственный принцип, реальность которого подтверждалась раз за разом, звучал убийственно просто – за все надо платить. Рейхсфюрер хорошо умел забывать, всего неделю после выздоровления Гейдриха ему снилась зеленоглазая женщина с черной косой, потом странные сны сменились обыкновенной рабочей суетой и кошмарами о своих и чужих опозданиях. Гиммлер снова вспомнил о страшном принципе, когда под колесами автомобиля погиб старший сын Гейдриха, крестник рейхсфюрера. Мальчика похоронили тихо, не приглашали почти никого, все время похорон и вечером после Гиммлеру мерещилась в тени деревьев тонкая девичья фигура в старинном сарафане и слышался злой смех. Но и эти мороки не привели ни к чему, рейхсфюрер улетел обратно в Берлин, к нескончаемому потоку документов, доносов, отчетов и дел, Прага, казалось, снова решила не напоминать о себе. А потом Гейдрих пропал.
К концу суток Карлу начало казаться, что он сходит с ума. Сколько длится эта проклятая девятая симфония в переложении для фортепиано? Полчаса? Двадцать минут? Ему казалось, что он прослушал ее не меньше сотни раз. Утром Рейчел долго и печально смотрела в окно, как будто ждала чьего-то появления, хотя в такое время Гейдрих не приезжал никогда. Было холодно, моросил мелкий предосенний дождик, пахло листьями и гнилыми яблоками. Летняя жара сменилась серостью меньше, чем за день. Отгремела пришедшая в ночь страшная гроза, улицы Праги умыло ливнем, а за ним следом пришли по-болотному затхлая прохлада и сумеречный свет. Рейчел смотрела в окно, пока Карл не тронул ее за плечо и не отвел завтракать. Она никогда не отличалась оживленностью и разговорчивостью, но тогда молчала как-то по-особенному, то подолгу пристально смотрела на дверь, то совсем расфокусировала взгляд, как улитка, прячась внутрь себя. А потом она, не говоря ни слова, ушла в комнату с фортепиано, села за инструмент и начала играть. И это было нормально. Она занималась каждый день, подолгу, иногда до поздней ночи. Но сейчас во всем этом, в ее позе, в движениях рук, в странном, почти надтреснутом звучании фортепиано было что-то болезненное. Потом болезненность и эмоции вообще ушли, мелодия повторялась монотонно, каждый раз с одними и теми же акцентами. Карл пытался говорить с Рейчел, но она ему не отвечала. В какой-то момент он взял девушку за плечи, развернул к себе, встряхнул… Она только посмотрела невидяще куда-то поверх его плеча, а когда он убрал руки, повернулась обратно к инструменту и продолжила играть ровно с того места, на котором он прервал ее. Карл подумал, что, наверное, стоит вызвать ей врача – разве человек в нормальном состоянии может вести себя так? Но телефон не работал, в трубке били по уху короткие гудки, у кухарки как назло был выходной, а сам Карл адреса доктора не знал. Рейчел продолжала играть. Ближе к трем часам ночи Карл задремал на кресле в гостиной, продолжая через сон слышать музыку. Потом проснулся, музыка продолжала звучать, но ему казалось, что он уже не может на ней сосредоточиться, звуки как будто слились с тишиной, стали фоном. На кухне ужасно громко и отчетливо капала вода, Карл пошел туда, затянул вентиль, налил себе в стакан холодной воды, выпил, поднялся по лестнице в комнату с фортепиано. Там было темно, девушка в белой блузке за инструментом походила на призрак, крыльями поднимались и опускались локти. Карл с минуту простоял в дверях, почему-то стало жутко. Он поймал себя на мысли, что упорно думает, что ему снится сон, помотал головой, аккуратно прикрыл дверь и спустился обратно в гостиную. Следующим, что разбудило его, был пронзительный звонок в дверь.
- Хайль Гитлер! – рейхсфюрер небрежно взмахнул рукой, приветствую адъютанта Гейдриха, открывшего ему дверь, пристально посмотрел на молодого мужчину через круглые стекла очков. – Господин рейхспротектор здесь?
Карл вскинул руку в партийном приветствии.
- Хайль Гитлер, господин рейхсфюрер! Никак нет.
- Нет? – Гиммлер удивленно приподнял брови. – Где он в таком случае?
- Не могу знать, господин рейхсфюрер.
Рейхсфюрер прищурился, покачал головой. Эта поездка в Прагу была незапланированной, и, как Гиммлер надеялся, не должна была продлиться долго. В город на Влтаве его привел тот неприятный факт, что Гейдрих вторые сутки не отвечал на телефонные звонки и, что самое ужасное, не появился на совещании у фюрера, где его ждали. Это было на него не похоже. После майского покушения Гиммлер боялся, что опять случится что-то настолько же неприятное и настолько же мало поправимое. И то, что он видел здесь, только подтверждало его опасения. В Управлении протектората Гейдриха не видели уже три дня; Лина, к которой приехал Гиммлер, бледная, измученная головной болью и последними сроками беременности, смерила рейхсфюрера неприязненным взглядом и посоветовала поискать Рейнхарда у «его еврейской девки». Гиммлер не без труда припомнил, что в больнице он видел в палате Гейдриха какую-то похожую на маленькую мышку молоденькую девочку с большими испуганными глазами, которая тихо сидела возле его постели. Тогда ему было совершенно не до нее, он не обратил на нее никакого внимания, и вот только сейчас задумался, кто это был. Выяснять такие вещи в Праге было не слишком удобно, но несколько телефонных звонков решили дело, и он приехал к дому на Янской улице. Но, оказывается, и здесь Гейдриха не было. Воображение тут же начало рисовать Гиммлеру страшные картины окровавленного тела Рейнхарда, лежащего где-нибудь в подворотне. Рейхсфюрер старался гнать от себя эти жуткие мысли, но, увы, паранойя была слишком сильна. Он подозрительно вгляделся в лицо гейдриховского адъютанта, тот смотрел честно и открыто, но все же, Гиммлер чувствовал, что-то здесь явно было не так.
- Это он велел вам не говорить? – напряженно переспросил рейхсфюрер. – Вы понимаете, с кем вы вообще разговариваете, молодой человек? Фридрих или как вас там?
- Карл, господин рейхсфюрер. Так точно, господин рейхсфюрер. Может быть, желаете пройти в дом? – мужчина сделал шаг в сторону, освобождая проход в полутемный холл, чем еще больше заставил Гиммлера нервничать. Рейхсфюрер поправил пенсне.
- Скажите мне, Карл, - очень спокойно и вкрадчиво, чем-то похоже на угрожающе ласковую манеру спрашивать Гейдриха, начал он, - что у вас вообще здесь происходит?! Почему рейхспротектор пропадает неизвестно куда, никто ничего не знает, я вынужден лично приезжать из Берлина, чтобы его искать? Здесь вообще хоть кто-нибудь работает нормально? Что вы молчите? Отвечайте мне!

@темы: тексты

URL

воскресенье, 08 декабря 2013

17:12

мутное

...ведь если можно с кем-то жизнь делить, то кто же с нами нашу смерть разделит?

настроение скачет, критическое восприятие снижено, из ванной доносится заунывная музыка.

организацией (!!!) ролевых игр заниматься никогда не будешь ты, Мариэль. только концептуально-сюжетная часть. все остальное - смерть твоя, запомни это. не могу существовать в системе невыполненных обязательств. комплекс вины поднимает голову, а я начинаю хотеть сбежать, тут же. что и делаю. но сбегать нельзя, я это знаю. поэтому злюсь на себя.

вместо одной страницы художественного текста. время размышлений и потребность в разговоренадо переделывать часть биографии Ракель. тот кусок, который касается переезда в Берлин. потому что когда все это придумывалось, матчасть я знала еще очень условно, и 40-й год в моем сознании был как раз таки годом начала каких-то активных репрессий. но история категорически со мной не согласна. так что, видимо, имеет смысл говорить о том, что в Германию девочка с родителями переезжали году в 34-35 (когда как раз карьера Геринга на самом подъеме). невероятная перенакрутка с Швейцарией, фальшивыми документами и надеждой на "дядю Германа", на мой взгляд, смотрится не очень адекватно, будем брать в руки бритву Оккама. отчаянно пытаюсь вспомнить, откуда вообще взялась идея с Веной. с самого начала ее не было, я помню, но она была уже когда я 31 декабря писала текст по договоренности. главное, что надо понять, был ли в этом какой-то концепт (хотя, если я не помню, значит или был, но плохой, или не было совсем). теперь мы вот имеем два варианта: что с 1934-5 мы жили в Берлине и что до 1940 мы жили где-нибудь в Германии, но не в столице, а в 1940 переехали. но тут мы снова применяем волшебную бритву и выбираем первый вариант, как самый просто. хотя бы потому, что все эти переезды не несут никакого смысла. а вот детство в Вене недавно окончательно обрело смысл. и заканчивать музыкальную школу девочке придется в Берлине. а это значит, что учится она к осени 1940-го не на первом курсе, а на третьем (да, несмотря на возраст. наш независимый консультант в области музыки говорит, что такое вполне могло быть).

говорили о том, что в тексте не хватает размышлений Ракель. мне вот кажется, что их не то слишком много, не то они какие-то ненастоящие. вроде вот надо было здесь что-то такое написать. с другой стороны я же много раз думала о своем собственном восприятии в 17 лет, лишенном системы, когда не можешь уверенно определить, что нормально, а что нет. наверное, здесь надо говорить о том же самом. и, да, парадоксальные выводы - это всегда была наша сильная сторона. так иррационально и странно, как эта женщина, даже я думать не умею.

пытаюсь до конца осознать отношения в семье и как так вышло, что к своим семнадцати годам Ракель остается в каком-то эмоциональном плане совершенно одна. с отцом все понятно и просто, эту линию я осознала уже давно (как и ее запараллеленность с моей жизнь: дать когда-нибудь почитать этот текст папе...), они просто друг другу чужие, а доктор дочь еще и откровенно недолюбливает: всю жизнь считает ее виноватой в том, что Хелен так страшно болеет, а потом еще и в том, что на их семью обращают внимание (хотя, как мы сегодня выяснили, Ракель здесь совершенно не при чем, не было бы ее, арестовали бы всех гораздо раньше - и вот это придется тоже вставлять в разговор с Шелленбергом где-то в 1949, а до этого времени девочка будет ни о чем не знать). Непонятно что там с мамой: вроде бы, она дочку любит, хотела ребенка, ей важно, что с Ракель происходит... и так далее, но, выходит, все равно, что они очень далеко друг от друга. достаточно ли для такого результата того, что мама много болела или нет? или вот я и моя мама... я ее люблю, и общались мы всегда очень много, но часть страданий прошлого года была посвящена тому, что она меня не понимает и не поймет. наверное, придется говорить о чем-то аналогичном.

описания. еще одна проблема. куда их девать - непонятно мне в моем здесь и сейчас. осознаю, что нужно давать больше авторского текста, рассказывать про персоналии, исторические факты, организации, быт того времени, привычки, законы, события и т.д. Благо, за год я все это успела хорошо себе представить. но не укладывается это все пока, даже описания внешности от меня разбегаются с испуганным писком.

кажется, настал тот час, когда я захочу объявить недолгий период не-художественных текстов о рейхо-творчестве. надо посмотреть на все со стороны и выдохнуть. а еще собрать текст в единый массив, перечитать и оценить.

@темы: вместо текстов

URL

05:04

3 октября 1940 г.

...ведь если можно с кем-то жизнь делить, то кто же с нами нашу смерть разделит?

12.45-14.30К утру у Ракель поднялась температура: знакомое с детства ощущение ватной тяжести в голове и горящей кожи было таким понятным и простым, что девушка почти обрадовалась ему. Как будто кто-то взрослый и умный разрешил ей не вставать с постели, не разговаривать ни с кем, никому ничего не объяснять, а просто лежать, пить теплый клюквенный морс с травами, который непременно приготовит Марта, дремать, под вечер, может быть, почитать какую-нибудь книжку. Ракель подумала, что надо бы умыться, но под одеялом было так уютно, что она задремала снова, кажется, в это время в комнату заходила Марта, аккуратно трогала прохладной ладонью ее лоб, поставила что-то на тумбочку у кровати. Ракель не была в этом уверена, хотя, когда она проснулась во второй раз, на тумбочке действительно была чашка с остывшим мятным чаем. Девушка приподнялась на локте, переложила подушку так, чтобы можно было опереться об нее спиной и села, дотянулась до чашки, выпила несколько глотков приятно холодящей губы жидкости. За окном стоял серый октябрьский день, один из тех, в которые невозможно определить, какое на улице время суток – от утренних и до вечерних сумерек все выглядит одинаково мутным и бесцветным.
За дверью в коридоре раздался приглушенный голос доктора: слов разобрать было невозможно, только встревоженные и раздраженные интонации, из-за которых окончания каждой фразы визгливо взлетали вверх. Ракель подумала, что сейчас отец зайдет к ней, но вместо него дверь в в ее спальню открыла Марта, очень серьезная и недовольная, она тут же деловито осмотрела комнату, проверила содержимое чашки на тумбочке.
- Попила? – строго спросила она Ракель. – Хорошо. Сейчас принесу тебе свежего. У тебя с самого утра жар, я тебя добудиться не могла. Из консерватории твоей звонили, я сказала, чтобы сегодня тебя не ждали.
- А что… – девушка начала говорить, поняла, что вместо голоса из горла выходит какой-то сип, откашлялась. – Что там папа? Он не в университете?
- Матушка твоя тоже слегла сегодня, - Марта помрачнела еще больше. – Герр доктор все утро с ней провел, сейчас вот вызвал кого-то, кто в таких болезнях лучше, чем он разбирается, а сам пошел в аптеку. Я сказала, что пока его не будет, посмотрю за вами обеими. Ты не вставай, а я сейчас тебе принесу свежего питья и чего-нибудь поесть.
- Я не хочу есть… - привычно начала капризничать Ракель, как делала это всегда, когда ее пытались кормить, но женщина не стала слушать.
- Не хочешь – оставишь на тарелке. Все, лежи.
Пока Марты не было, девушка снова почти заснула. Ей казалось, что время не то остановилось, не то, наоборот, бежит слишком быстро, как песок в сломанных песочных часах. В голове в беспорядке крутились стишки и песенки, Ракель убеждала себя, что надо дождаться Марту, выпить то, что она принесет, а потом уже спать. Если болеешь, нужно много пить, это она помнила совершенно точно. Марта вернулась, напоила ее чаем, как она выходила из комнаты, девушка уже не заметила, провалившись в сон.
В очередной раз открыв глаза, она увидела доктора Хандлозера. Отец злился, его лицо было очень бледным, а губы неприятно дрожали, но смотрел он куда-то в стену, мимо Ракель.
- Почему ты в постели? Ты знаешь, который час?
- Нет, а что? – Ракель растерянно заморгала.

@темы: тексты

URL

04:03

жызненное

...ведь если можно с кем-то жизнь делить, то кто же с нами нашу смерть разделит?

Будущая свекровь порадовала сегодня историей о том, как в один прекрасный момент к ее подруге, продающей картины, должны были прийти клиенты - два мужчины с далекого Кавказа, отягощенные, видимо, национальным менталитетом. И вот сидят они поздно вечером, почти ночью пьют чай, перешли на вино, и в какой-то момент прекрасный кавказский мужчина поворачивается к Марине и совершенно серьезно говорит:
- А вы знаете, что в Баку завелся лев, который истово кричит имя Аллаха?
- Да вы что? - удивилась Марина, испугавшись, но решив, что спорить не стоит, а то мало ли что...
- Да, - продолжала мужчина. - Но его выкупил арабский шейх. А еще, - снова заговорил он после паузы, - завелась корова, которая истово кричит имя Аллаха...
Марина с трудом дождалась того момента, когда смогла наконец покинуть квартиру. Оставаться там ей совершенно не хотелось...

Это я к чему?
Вот как-то так для Ракель звучит большая часть того, что говорит Гейдрих.

@темы: слова

URL

00:34

уюто-мысли

...ведь если можно с кем-то жизнь делить, то кто же с нами нашу смерть разделит?

суп получился вкусным (кому не нравится, тот сам дурак!), пирог получился ужасным (творог, манка и подгоревшее тесто - надо звать гостей).

хочу начать вставать рано и заставать зимнее утро, как было в детстве. зимнее утро - самое прекрасное, что бывает на свете.

нашла наконец-то телефон, который мне нравится. теперь борюсь с желанием вот прямо завтра за ним и поехать. поеду в понедельник. запрос qwerty-клавиатура был правильным.

хочу дурацкого британского котенка, чтобы у него была тупая мордочка и глаза цвета виски.

хочется корпоратив. вернее, накормить всех моих прекрасных коллег пирогом.

вспоминается, как бабушка в детстве грела мне перед сном молоко, а я пила его только из блюдца (там было такое специальное, очень красивое, с золотыми линиями), а еще было мое любимое постельное белье с незабудками и шкаф с книгами Дюма. иногда мне кажется, что все по-настоящему красивое осталось там. а мы живем некрасиво (вот даже телефоны все уродливые...)

@темы: дни

URL

суббота, 07 декабря 2013

05:10

2-3 октября 1940 г.

...ведь если можно с кем-то жизнь делить, то кто же с нами нашу смерть разделит?

отход ко сну

@темы: тексты

URL

01:56

Доступ к записи ограничен

...ведь если можно с кем-то жизнь делить, то кто же с нами нашу смерть разделит?

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

URL

Последние 1 …20 …40 41 42 43 44 45


Запомнить