Заканчивается отмеренная норма работы и наступает прострация, потому что непонятно, что де делать дальше. Особенно, когда запас жизней в игре про камушки заканчивается. Вообще говоря, хорошо, что он жто делает, а то я залипала бы сутками ( зато я уже дошла до Кристофа!).

Смотрим фоном Борджиа. Лукреция в живом варианте оказалась гораздо краше, чем на фото. А вот Чезаре все равно ужасен, как на него ни посмотри, печаль моя велика есть. Современные исторические сериалы - это очень мило, но они наивны и примитивны настолько, что мне очень сложно понять, как можно переезжаться вот именно по сериалу, а не по своей додуманной вселенной. Зато, тут уж не поспоришь, это очень стимулирующий к творчеству материал. Интересно, закладывалась ли такая функция создателями кинотекста?

Меж тем, говорят, где-то там наступила весна... У меня она, правда, уже третью неделю, но теперь вот не только у меня. Так что всех с весной.

Можно сколько угодно ругать несчастную ТаймКапсулу, но она была права, устроив мне недельный отпуск, он пошел мне на пользу. Даже начало получаться заканчивать работу не в пять утра, а во вменяемое время (хотя ночами я при этом все равно не сплю, но уже по более приятным причинам).

Что-то склеивается, что-то расклеивается, иногда мне кажется, что жизнь похожа на немножко короткое одеяло - что-то всегда остается неприкрытым и неприятно торчит в холодную наружность.

С компьютера пропали файлы с логами из вконтакта, я в панике. Во-первых, потому что не люблю, когда что-то несанкционированно пропадает, во-вторых, потому что а как теперь писать-то эти куски? Надо лезть во вконтакт Любви всей моей жизни и скачивать весь этот ужас снова (целых два дня не моей жизни).

В жизни и пространстве с воскресенья случаются люди, я радуюсь им.

Хочется пойти в театр, но пока непонятно, на что и куда. Конкретных пожеланий нет, ближайших Пер Гюнт, которого я хочу доступен только в глубоком апреле (билеты а Ленком - миф или реальность?), надо полистать афишу. И добрать в кино на нового фон Триера (а то мне по работе мало порнографии!) и на Миядзаки, на которого мы смутно собирались сегодня, но так и не собрались.

Курить на балконе той зимой, которая уже почти весна, приятно, в этом есть много ностальгии.

Третий (кажется) день говорю, пишу и сталкиваюсь с тем, что странно по отношению к чужому восприятию воспринимаю кино. Внезапно проснулось чувство прекрасного и значимость того, что я вижу в кадре. Для себя формулирую так: кино - это в первую очередь картинка, движущееся изображение, а во вторую уже сюжет и смысл. Если даже самую любимую мою историю снять в некрасивых декорациях или того хуже с некрасивыми актерами, я буду возмущена. Я не смогла сочувствовать Рипли (хотя, казалось бы, типичный для моих вкусовых предпочтений герой!), потому что его играет Мэтт Деймон, который для меня некрасивый. И так происходит почти всегда. Я не принимаю близко к сердцу всех персонажей Рассела Кроу (он прекрасный актер, кто бы спорил, но он не нравится мне внешне). То же самое с еще многими актерами (здесь должна быть история про Бандераса, который трижды разбил мне сердце). Зато я могу с удовольствием смотреть на бессмысленные летающие ленты в каком-нибудь китайском боевике или любоваться какими-нибудь падающими лепестками. И персонажи Файнса или Фассбендера со стопроцентной вероятностью мне понравятся.
Когда-то я говорила, что я визуал, наверное, это, правда, так. И когда я смотрю кино, картинка оказывается важнее смысла. А последнее время я стала окончательно привередлива в этом плане.
Зато у меня нет проблем с книгами, потому что там точно все выглядит именно так, как мне надо. Меня не смущают конкретные темы, образы, символы или сюжеты. Но о наркотиках можно показать красиво и напряженно, а можно как в Волке с Уолл-Стрит, когда к середине фильма я уже просто плакала от того, насколько мне мерзко все происходящее. Книга может быть плохо написана, но не может быть некрасивой, потому что за визуальное воплощение образов в ней отвечаю только я. Иллюстрации игнорируем.
Немного завидую тем людям, которые умеют в некрасивом кино видеть смысл (вернее, которые умеют в любом кино его видеть). Мое положение зависимо, а вкус, увы, не совпадает с современными эталонами.

UPD: Я знала, что чего-то в этой мысли не хватает. Поняла, что вопрос не в эстетичности картинки, а в том, насколько на мой вкус актер или визуальный ряд соответствуют заявленному образу. Самую большую сложность вызывают "прекрасные мужчины". Я не верила Фассбендеру в роли Рочестера, потому что он не лиричный, злой и агрессивный, и это из него прет. Я не верю Ди Каприо в роли героя-любовника, потому что по авторскому замыслу его надо хотеть, а мне он неприятен. Это как поставить тупого качка играть профессора философии (и не надо говорить, что это может быть интересным приемом. Может. Но я имею ввиду более прямой и простой смысл). Это игра в верю-не верю, как на РИ: девушкабез утяжки с пятым размером - плохой Мелькор. Некрасивый и нехаризматичный актер (для меня) - плохой лирический герой (для меня). Как Карлайл в роли Гитлера - качественно и талантливо, но энергетики нет, и все. Дочка Захарова - плохая Эльза, потому сто выглядит она потасканой девкой, а не тонкой и хрупкой девочкой. Картинка рассыпается. Вот у меня фильм рассыпается, если "не верю" больше, чем "верю".

14:30-15:00- Ты знаешь, который час?
- Нет, а что? - Ракель растерянно заморгала, инстинктивно подтягивая одеяло выше, как будто бы ожидая, что отец попытается отнять его.
- За тобой приехали. Вставай и одевайся. Быстро!
Она никогда раньше не слышала, чтобы доктор Хандлозер, такой спокойный и правильный, говорил с ней таким тоном, но именно этот приказной и очень резкий тон казался настоящим, таким естественным - словно человек, стоящий перед ней, наконец-то вел себя так, как ему всегда хотелось. Она зажмурилась, надеясь, что происходящее исчезнет, как плохой сон: ведь ее отец не мог...
- Ты слышишь меня, Ракель?
Конечно же, мог. На дворе сороковой год, Нюрнбергские законы приняты три года назад, вчера отец прямо сказал ей, что их семья находится в очень сложном положении, вчера обергруппенфюрер Гейдрих наглядно подтвердил его слова. Как должен быть разыгран сюжет классической трагедии о выборе между честью и жизнью в двадцатом веке?
Девушка села на кровати.
- Папа, ты ведь слышал вчера, как... - язык не поворачивался произнести простое и слишком уж откровенное "как я кричала", она поджала губы, глубоко вздохнула и закончила: - Что происходило?
- У нас нет времени на разговоры! - герр доктор взял ее за плечо и попытался силой поднять на ноги, после Гейдриха его руки казались слабыми, почти бессильными, Ракель мельком удивилась этой перемене восприятия, стряхнула руку отца.
- Я никуда не пойду, пока ты мне не ответишь. Пока ты не объяснишь мне, почему я должна куда-то ехать! - она сорвалась на крик и расплакалась. - Он снова сделает со мной что-нибудь ужасное, папа, я не хочу, не могу, понимаешь, не могу! - она с силой ударила отца сжатыми кулачками в грудь, он поймал ее за запястья. Доктор пытался говорить спокойно, но его голос дрожал.
- Девочка, послушай меня, я понимаю, что заставляю тебя делать неприятные, жуткие вещи, но это наш единственный шанс.
- Я не хочу быть ни чьим единственным шансом! Почему я? Почему?!
Ракель знала ответы на эти вопросы, они звучали в ее голове, гулкие и обреченные, похожие на удары колокола в какой-нибудь русской опере, но больше всего сейчас она хотела услышать от кого-то, кто старше и умнее, что она ошибается, что можно уйти, отдать всю эту ненужную ответственность кому-нибудь другому, снова стать просто семнадцатилетней девочкой, ходить в консерваторию и не думать, не вспоминать об этом коротком знакомстве с очень взрослым и очень страшным миром смерти и войны, где бесконечно и оглушительно звучит тема рока.
Доктор Хандлозер снова взял дочь за плечи, легонько встряхнул ее.
- Когда вернешься, будешь плакать сколько угодно, а сейчас одевайся и поезжай в РСХА. Я не рискну предположить, что будет, если ты сейчас откажешься. Я боюсь и за тебя тоже, Ракель, поверь мне... - последние слова, сказанные с елейными, прочувственными интонациями, заставили ее зло рассмеяться.
- Нет, папа, обо мне ты не думаешь.
Девушка поднялась с кровати, не обращая внимания на присутствие отца, стянула через голову ночную рубашку, покачиваясь подошла к комоду, достала и надела нижнее белье, открыла дверцу шкафа, не глядя достала блузку, черную юбку до колена, которую обычно надевала на экзамены, скрепила волосы взятой с туалетного столика заколкой.
- Я готова. Он прислал машину?
- Тебя ждут внизу.
- Отлично, - у нее почти получилось изобразить невозмутимость, только в конце фразы Ракель по-детски жалобно всхлипнула и посотрела на отца укоризненно. - Только маме не говори ничего, и Марте тоже. Надеюсь, что вернусь скоро.

Давно я не сидела в странных кафе с неприятной музыкой (французский рэп - это нечто, теперь я слышала все!). Зато здесь почти никого нет и можно спокойно пить чай и тыкать в iдетеныша, я отказалась от идеи переползти в другое место, более прилизанное и знакоме широкой публике. От похода в гости тоже отказалась. Иногда восприятие чужих мест жительства становится для меня невозможным.

Периоды весеннего невроза Мариэльчиков объявлены открытыми, сезонное и мерзопакостное явление - я становлюсь дерганой и раздражительной. Зато придумывпю много разной ерунды.

Хочется (спасибо, Вовка, ты всегда сподвигал меня на страное!) сделать что-нибудь со злосчастным Холодным сердцем, которое так странно вошло в мою жизнь и жизни нескольких близких мне людей. Я подумала о форумке, но нет идей, да и одна я это не вытяну. Боюсь, это останется такой же сказкой, как Унесенные ветром: щемящей, вызывающей слезы и понимания и нереализуемой. А когда-то, стоя на лестничной клетке, мы думали об игре по Митчелл, несколько жизней назад.

Я зря думала, что решила для себя пооблму ответственности в моей жизни. В глобальном плане - решила. Но остались мелкие тараканы, которые разбежались по углам моего чердака и там грызут провода. А вот вас проблематизирует необходимость выбирать сеанс в кинотеатре? Никогда не заставляйте детей и подростков самих решать все проблемы и сложности, будут такими же, как я.

А на самом деле всю последнюю неделю самое главное в моей жизни - это инра Звездопад по мотивам мультфильма Холодное сердце. Я перекладыаю кристаллики и стараюсь не расстраивать прекрасную Эльзу, которая живет в этой игре.
Господи, может, я и в самом деле дура? (С)

случайные встречи- Ракель! Ракель, это ты?
Рейчел услышала, как женщина в дорогом костюме и пальто с пышным меховым воротником кого-то окликнула, обернулась, посмотрела мельком и пошла дальше, привычно пряча пальцы в рукавах плаща. В октябре в Вене было еще не холодно, но она уже, словно предчувствуя зиму, начала мерзнуть. Через несколько секунд кто-то коснулся ее руки, девушка почувствовала изысканный аромат духов, мешающийся с запахом влажного меха и кашемира. Ее догнала та самая женщина.
- Ракель... - она осеклась, сине-серые глаза удивленно остановились на шраме, украшающем щеку, скользнули по лицу, женщина улыбнулась. - Да, это действительно ты. Я испугалась, что обозналась.
- Грета? - после долгой паузы неуверенно спросила Рейчел, и узнавая, и нет в красивой женщине, чем-то отдаленно напоминающей Лину Гейдрих, свою подругу, с которой вместе она училась в музыкальной школе в Берлине... много, невыразимо много лет назад.
- Да, конечно, это я! Как я рада тебя видеть! - радостная, очень живая манера речи совершенно не сочеталась со строгим видом Греты. - Я думала... Ну, что еще можно было думать в эти годы? Как твои родители? Где вы теперь?
Рейчел смотрела на бывшую подругу и мрачно молчала, не зная, что ответить. Она облизнула губы, тяжело вздохнула и выговорила:
- Родители умерли, еще в сорок первом.
- Мне жаль, прости... - Грета сжала губы, ощутив наконец неловкость, повисшую между ними. - Ты занята сейчас? Куда-то торопишься? Я предложила бы тебе выпить кофе, не знаю, как ты на это посмотришь, - более официальные интонации, вежливый тон - звучащий из уст нынешней Греты так привычно и естественно. - Если что-то не так, Ракель... - и снова слова звучат более лично и искренне.
Рейчел посмотрела на Грету внимательно - последние несколько лет научили ее понимать людей и то, что они чувствуют; не столько даже понимать - сопереживать им. И сейчас красавице Грете, кутающейся в меха и улыбающейся накрашенными губами идеальной формы, было очень одиноко. - Конечно, давай выпьем кофе. Здесь рядом есть кондитерская. Ты все еще любишь пирожные?
- Ах, дорогая, теперь я слежу за фигурой.
Рейчел улыбнулась.
- Зато я не слежу.

Они устроились за столом возле высокого окна-витрины, одинаковыми оценивающими взглядами прошлись по платьям друг друга, одинаково же отметили их стоимость и понимающе улыбнулись.
- Так где ты теперь? В Вене? Выступаешь? - возобновила расспросы Грета после того, как они сделали заказ.
- Нет, я здесь на пару дней. А живу в основном в Праге.
-В Праге? - удивилась женщина. - Кто бы мог подумать! Никогда не была там. У вас в Чехии были родственники?
- Нет. Расскажи лучше о себе. И о нашем когда-то общем женихе. Чем закончилась эта история? Вы поженились? - по тому, как Грета побледнела, Рейчел поняла, что не ей одной здесь есть что скрывать.
- Я ничего о нем не знаю, дорогая. Кажется, в начале войны они с семьей собирались уехать в Швейцарию.
И снова обмен взглядами: Рейчел понимает, что Грета врет, Грета - что Рейчел понимает.
- Я замужем, - продолжила рассказывать женщина. - Он офицер СС, очень хороший человек, у нас двое детей, мальчики. Большую часть времени я живу за городом, приехала послушать оперу.
- Оперу? А что конкретно?
- "Дон Жуан" Моцарта.
Рейчел улыбнулась уголками губ, вспомнив, как стояла перед пианино, на котором Моцарт писал эту оперу, и с ужасом осознавала, что может сейчас получить его в собственное пользование, стоит только сказать слово - Гейдрих никогда не был щепетилен в отношении исторических и культурных ценностей, зато очень любил эпатировать публику.
- Не хочешь составить мне компанию? - предложила Грета.
- Не уверена, что смогу.
- Те здесь не одна?
- Нет, конечно, нет, - Рейчел тихо смеется. - В такое время...
- А с кем? - На лице Греты появилось нас секунду встревоженное выражение. - Прости, если я бестактна...
- Нет, все в порядке, - девушка все еще смеется, потом внимательно и как будто немного насмешливо смотрит на подругу. - Я здесь с любовником. Не знаю, отпустит ли он меня послушать оперу...

взаимонепонимание- Мне ничего не нужно, - девушка говорила спокойно и уверенно. Они стояли под вывеской модного ателье, куда она категорически отказывалась зайти, и Карл думал, что никогда раньше не сталкивался с настолько упрямыми женщинами. И никогда - с женщинами, отказывающимися от новых платьев.
С утра Гейдрих велел отвезти фройляйн Хандлозер "куда-нибудь, чтобы она оделась нормально", Карл надеялся, что это столкновение с девушкой окажется приятнее, чем предыдущее, но, как оказалось, напрасно. Они обошли пять или шесть магазинов, и в каждом фройляйн, мельком просматривая висящие платья и отказываясь от помощи продавцов, говорила, что ей ничего не нравится.
- Фройляйн, пожалуйста... - начал мягким, увещевательным тоном Карл.
- Мне ничего не нужно, - голос зазвенел, когда она повторила эту фразу, и сорвался: - От Него!
Тут только мужчина заметил, что руки девушки, мнущие кисти странного, действительно некрасивого платка, который она носила поверх платья, дрожат, а в глазах стоят слезы.
- Скажете, что мне ничего не подошло, что...
- А кого это волнует? - зло отозвался Карл, и фройляйн Хандлозер, ставшая вдруг похожа на напуганную девочку, удивленно посмотрела на него. -Так, фройляйн, пойдемте выпьем чаю, вы наконец успокоитесь, а потом вернемся сюда.
Поссорились, думал Карл, ведя девушку в расположенное неподалеку кафе с плакатом Альфонса Мухи на вывеске и причудливой надписью, которую он не мог прочитать ни разу, из тех, что был здесь - это кафе очень любила его жена. Поссорились, а она теперь капризничает: не надо, не буду, не хочу... Интересно, как Гейдрих на такие ее выходки реагирует? Попробовал бы ему кто в Управлении возразить. С другой стороны, любовница - это не подчиненные. А еще с другой - фройляйн Хандлозер мало похожа на женщину, способную крутить мужчиной по своему усмотрению, если только она не гениальная актриса.
Девушка заказала кофе по-венски, ожидая, пока его принесут, смотрела в окно, потом долго размешивала ложечкой, пока взбитые сливки не осели, и все это время молчала.
- Что Он вам велел? - наконец спросила она.
- Отвезти вас в магазин..,
- Так и сказал?
- Чтобы вы оделись.
Они помолчали еще, Карл пил свой чай - кофе он терпеть не мог с самого детства, когда пробовал еще не правильный, сваренный, а разбавленный кипятком желудевый.
- Послушайте, фройляйн, мне нет дела до ваших отношений с обергруппенфюрером...
- Ну конечно! - девушка странно рассмеялась, как будто он только что сказал что-то очень неприятное, и она изо всех сил старается не показать, что ей больно. - Никому нет дела!
Карл старательно проигнорировал непонятный комментарий.
- Давайте не будем осложнять друг другу жизнь. Дайте мне сделать то, что велено, а потом уже решайте сами, что вам нужно и не нужно и что вы будете носить.
Она медленно подносит к губам чашечку кофе, делает глоток, смотрит на него из-под густо накрашенных ресниц.
- Хорошо. Я не буду ничего осложнять.
Остаток дня она действительно была милой и послушной, померила десяток платьев и костюмов, выбрала что-то, написала на листочке адрес, куда нужно было доставить готовую одежду, потом заставила Карла полчаса ждать ее возле магазина нижнего белья, заявив, что с ним вместе туда не пойдет, и если он настаивает, то пускай идет один и выбирает все сам. Говорила она это уже не зло, скорее насмешливо. И все же была за ее приятной манерой говорить и улыбаться, включившейся неожиданно, словно кто-то перещелкнул выключатель, то ли злость, то ли обида, то ли горечь. Но Карл предпочел об этом не задумываться. Меньше всего он хотел понимать и знать, что происходит в отношениях этой девушки и его шефа.

Рабочий интерфейс, видимо, решил, что я слишком много работаю и мне нужно отдыхать, читать и заниматься саморазвитием. По этому поводу он выдал странные глюки и умер. Процесс восстановления неспешен и оставляет мне много свободного времени. Что ж, видно так того желал Господь (с)

Прочитала вторую книгу из цикла Лос-Анджелеский квартет Джеймса Эллроя. Довольна. Любовь всей моей жизни организовал мне там любимого персонажа краткой характеристикой "похож на Гейдриха", видимо, хотел, чтобы я не переживала, когда всех положительных персонажей будут убивать, а эта сука будет раз за разом выживать.
Трогательные любовные линии, трогательные истории о брутальных полицейских, защищающих девушек, потому что в детстве (тут для каждого своя личная драма). Вообще, для меня книга лучше всего характеризуется как что-то очень контрастное: с одной стороны реалистичная и бессмысленная (в хорошем смысле слова) жестокость, с другой - героические и очень человеческие по своей глупости и искренности порывы. Отдельно радуют языковые характеристики персонажей.

Любовь всей моей жизни не ест теперь ничего, кроме силоса. Я готовлю сама себе (читайте - я не готовлю).

На улице весна.

Лирика: выходные в нормальные человеческие выходные - это большое счастье.

Метафизика: снится сон про сдачу экзамена на звание "бога" при короле. Смысл в том, чтобы рассказывать сказки, которые потом, по получении статуса будут превращаться в реальность. Я сдаю его в красной мантии, нервно хожу по кабинету и кашляю. Женская версия Рейстлина. По запросу "сказка с неожиданным финалом и элементами проституции" я рассказываю историю-геомиф о троллях, живших в горах, людях, живших возле гор, и ведьме по имени Кедра. Финал ожидаем, но все отвечает запросу. Король говорит, что любит более классические сказки, я отвечаю, что всегда работала с мифами и легендами, дискуссия об этнолингвистики придает ему черт сходства с Е. Березовской, моим любимым университетским преподавателем. До конца увидеть сон мне не дает будильник.

Физика: спать больше двенадцати часов, пить бейлис перед сном, лечить головную боль тем, что утыкаться лбом в деревянный край кровати почти до синяка на лбу. Я все время бьюсь обо что-то головой последнее время, а глядя на домофон вспоминаю пин-коды от карт и паролей, но не код двери.

Кулинария: в Англии нет кухни, только пища. Сегодня эта пища мне предстоит. Грибы со сливками и пирожки для фей с изъмом. Готовить блюда по колесу года. Еще немного этноспецифики в моейжизни.

И именно в последний день месяца компьютер вдруг решает, что ему надо установить обновления и заставить меня несколько часов ругаться с Интернетом, лучшего момента он, конечно, не нашел!

Очень много Филиппа во мне и со мной, вместо Мюнгхаузена, которого я вот уже несколько недель хочу посмотреть, мы смотрим Бонда, Далтон сменился Броснаном, я в печали и тоске по этому поводу. Хочется посмотреть Лучшее предложение, оно ассоциируется у меня заочно с Эко. Хочется додумать историю про убийство и шантаж. Внезапно очень не мои наративы просачиваются в мою историю. Филии местами очень похож на Люциуса, от этого странно, иногда кажется, что видишь кого- то похожего на давно умершего родственника.

Подмывает плюнуть на вредничающий ноутбук и пойти читать Павича.

Утром узнала, что бдсм - это когда ты быстро начинаешь чинить кровать с утра, чтобы не случилось страшного. Конструктивная, оказывается штука.

Много этических конфликтов в голове. Диалоги Филиппа с женой и мысли об общих знакомых. А Котик все мучает свои головоломки. Не понимаю, как людям хватает на нихдушевных сил и терпения...