...ведь если можно с кем-то жизнь делить, то кто же с нами нашу смерть разделит?
Три от Э. Ф.Каждый шаг - треском льда.
Ледяная вода
Обдает холодом.
Март в Москве.
Свинцово-серая река
Забывает про берега,
Вскрывается, как нарыв.
Звучащий в голосе надрыв
В ночь на пятницу с четверга
Не дает четко произнести
"Никогда",
Заставляет сказать "Может быть",
Признавая свое поражение.
Мне везет во всем,
Кроме сражений,
Где воля и сердце
Должны быть вместо брони.
Ночи на Масленицу холодны.
Но даже им не вернуть гладкости льда на место.
Каждый шаг - всегда в неизвестность.
Каждое слово станет ходом в игре.
Я не играю -
Проигрываю впервые и бесповоротно.
Как будто со стороны
Сам за собой наблюдаю.
Вода дошла уже до груди.
К сожалению, не нужно дедукции,
Чтобы узнать, что ждет впереди.
Вода поднимется -
Сначала до горла,
Отнимая даже постыдное "Может быть",
Оставляя
Судорожный кивок и попытку за что-нибудь ухватиться.
Кто руку протянет, тот и убийца,
Ведь из воды выйти прежним нельзя.
Я знал, что после зимы приходит весна,
Но думал, мой лед очень крепок.
На память останется слепок
Ножом для писем выцарапанного по столу
Иероглифа "мужество".
Хотя, что толку помнить о том, что мертво?
Выигрывает лишь тот, кому все равно,
А мой лед вскрылся.
Я больше рыцарь
Без страха и без упрека, без грехов и страстей.
Вод уже только пальцы видны
Из-под воды.
Последний бросок костей.
Глазами змеиными смотрит Фортуна и зло смеется.
Пора отдавать долги.
Пора учиться опять не бояться солнца.
***
Достойно было бы мне говорить с вами честно,
Но, что поделаешь, побеждает азарт.
Вы глядите насмешливо, улыбаетесь зло, играете только по-крупному,
Я боюсь потерять лицо, считаю ходы, записываю комбинации.
Когда-то я знал, как правильно, что законно и что уместно.
Мою судьбу в подворотнях за Серебряковским зовут "фарт".
Ваша - червовая дама, живая, красивая и доступная,
Я знаю, что проиграю: хаос всегда побеждает убогое рацио.
Бессмысленно противопоставлять закон и порядок страстям.
Бессмысленно верить, что можешь выплыть,
Держась за искусственные, из книг позаимствованные принципы.
Бессмысленно гадать на колоде, в которой у джокера улыбка беса,
В которой обман, подлость, цинизм и ум - замена обычным мастям.
Чтобы выжить потребны гибкость и хитрость,
Но мне гутаперчивость не близка, а краски, что были, выцвели.
Я черно-белый, а вы цветной; в цветах больше веса.
Мне стоит сдаться, сказать все честно,
Но я не могу и затягиваю узлы все туже.
Скоро для воздуха совсем не останется места.
Тогда либо смерть, либо молча кивнуть. Вопрос - что хуже?
***
Параллельные прямые не пересекаются.
Нам с вами по Эвклиду встречаться запрещено.
Шаги гулким эхом в колодцах дворов отзываются.
Картинка графична, как неизобретенное в нашем сегодня кино.
По правилам жанра, тоже не чуждым геометричности, между прочим,
Один из нас должен был оказаться мертв.
Но вместо этого мартовский лед сменяют белые ночи,
А нервная дрожь сменяет привычный холодный комфорт.
Из двух дорожек следов на подтаявшем снеге
Три месяца выплетаю мелодию разговоров под трости стук.
Под эту музыку сердце уходит в лишенные ритма забеги,
И, вынудив сбиться со счета, заставит перчатки ронять из рук.
А руки нет смысла прятать, так же как горло, живот и душу.
Позволю себе только мысли оставить за ширмой молчанья.
Май, как всегда в Москве, по-июльски чувственно душен,
А вечера в одиночестве так внезапно печальны.
Мутное жЫзненноПрочтенных строк рожденный шепот
Нам дарит эхо.
Мы ищем смысл, мы ищем опыт.
Мы ждем успеха.
Решать задачи, где "дано" -
Лишь проза жизни.
Читать стихи, ходить в кино,
Пить горький кофе и вино,
Ждать, что все стихнет.
Бессмысленность сумбурных дней
Без остановок.
А жизнь тоскливей и бледней,
Рассветы дольше, холодней
И почерк ломок.
В коротких паузах, между строк
Чужих читая,
Мы завершаем свой урок,
Мы познаем, что значит срок,
И где ключи от рая.
***
Признаки осени:
Белое небо, черные ветки,
Пустые глазницы окон,
Пустые глаза оранжевых фонарей,
Одних и тех же во всех городах.
Признаки холода:
Первый лед на бензиновых лужах,
Шаткие каблуки, замерзшие пальцы
Отогревать в рукавах или в чужих карманах.
Считать дни до первого снега.
Считать ворон, кидающих камни в водосточные трубы.
Не время их собирать -
Соберешь весной, когда лед растает.
Белое небо, дымные ночи, пустые печали.
Заколдованные дни ноября.
Цепочка из цифр часов и дат.
Признаки времени странных глаголов.
Мерзнуть, ждать и считать - все в настоящем.
Жить - в неопределенном будущем.
Indefinite future.
Там, где кончается белое небо
И белое сходит на землю
И застывает стылым покровом,
В белый покрасив
Воронами
Камни разбросанные,
Которые можно собрать только весной,
Когда город очнется, твой и мой.
А пока - долгой спокойной ночи мне и тебе.
***
Хочу, чтоб ты меня укрыл
Пуховым одеялом, словно снегом.
Хочу, чтоб мир дрожал и вечер жил,
Чтоб было место нам обоим рядом с небом.
Дрожащей синевы расплывчатая даль
Переливается морозным перламутром.
В таки утра ночи жаль и тени жаль
И слишком много белизны в такие утра.
Хочу, чтоб ты меня сегодня обнимал,
Хочу, чтоб завтра никогда не наступало,
Хочу, чтоб вечер плыл и застывал,
Чтоб укрывало нас обоих одеяло.
Искрящихся снежинок мишура
Украсит подоконник. Дверь не скрипнет,
Закроется бесшумно. А тебя
Отнимет утро. Тихо. Больно. Зыбко.
***
И немного Островского...
Да, знаешь, это несложно.
Черные ветки липы,
Сжатые крепко пальцы.
Одними губами - можно.
Мы падаем.
Что толку за воздух хвататься
И сожалеть о том, что было до того, как
Сатин потек с плеч водой,
Чтобы свернуться у ног на полу
Змеиным комком,
Кремовой лужицей,
В мелкое кружево
Сброшенным стыдливо платком,
Которым я закрывала свою наготу
И свое уродство
В искренности и опороченности?
Женское сходство и свойство
Прятать все настоящее,
Дожидаясь очереди
Себя показать нагой.
Отодвигаю сатин ногой,
Про стыд забывая.
Вот я какая: простоволосая, босая,
Только твоя, вся для тебя.
Тонкая грань. Черта,
После которой влюбленность проходит.
Девушка быстро теряет и цену, и власть,
Женщиной становясь.
А дальше - либо к венцу,
Либо в Волгу.
Я закрываю глаза, отдавая
Себя чужой воле.
Веди меня, милый, куда захочешь.
Устанешь - бросишь, голую и слепую.
Я не доверяю, но допускаю,
Как и любая женщина,
Мужчине себя отдавая.
Вся только твоя. Вся для тебя.
Любящая тебя.
Такая глупая и простая
Молитва моя.
И два от РейчелЗапах муки. Белая вьюга.
Белые руки под белой шалью.
Тонкие пальцы и дрожь испуга.
Трепет нервущейся нити молчания.
Память и пепел сожженных писем.
Память и годы бессмысленно горьки.
Память. Вино из терновника сладко-кислое.
Память. Сбивающиеся настройки.
Свет в окне кухни, снежинки на раме,
Чайная пленка на тонком фарфоре.
Вуаль, пририсованая трефовой даме,
Кошка с вечерним месяцев в ссоре.
Память и ветер декабрьских песен.
Память пунктиром шагов поверх снега.
Память. Спираль уходящих под небо лестниц.
Память. Зима - наша альфа и наша омега.
Горечь снежинок. Порез от мизинца в центре ладони.
Белая тряпка бинта и запах зеленки.
Жемчуг вскипающего травяного настоя.
Обрывки памяти в рамке старой фотографической пленки.
Память, и тянутся руки искать того, кого нет.
Память, и падают слезы в чашку остывшего чая.
Память. Засохший и облетевший летний букет.
Память. Годы идут, а я все не замечаю.
***
Стекают тени по стенам,
Слетают блики с ламп хрустальных,
Погашен свет, окончен бал,
Последний отзвук нот
В окно вспорхнет,
Закружится на сквозняке печально.
Я закрываю дверь, иду домой,
Не помня, что играла.
Все звуки были для тебя, поверь,
Я не хотела, чтобы наступал апрель,
Я не боялась лечь с тобой в постель,
Я не считала ни обманов, ни потерь,
Я просто имя потеряла.
В скопленьи нот и где-то между
Я прерываю нас двойной чертой финала.
Я не брала и снова отдавала,
Пила коньяк, ревела и играла,
Боялась спать, вцеплялась в одеяло,
Ждала тебя, шаги часов считала,
И каждый раз придумывала новую надежду.
Стекают тени по стенам,
Слетают блики с люстр хрустальных.
Все, что потеряно, вернется к нам,
Тот, кто забыл, все вспомнит сам,
Тот, кто простил, вернется - пусть случайно.
Я закрываю крышку инструмента,
Прижав ей пальцы.
Пора прощать.
Пора встречаться.
Ледяная вода
Обдает холодом.
Март в Москве.
Свинцово-серая река
Забывает про берега,
Вскрывается, как нарыв.
Звучащий в голосе надрыв
В ночь на пятницу с четверга
Не дает четко произнести
"Никогда",
Заставляет сказать "Может быть",
Признавая свое поражение.
Мне везет во всем,
Кроме сражений,
Где воля и сердце
Должны быть вместо брони.
Ночи на Масленицу холодны.
Но даже им не вернуть гладкости льда на место.
Каждый шаг - всегда в неизвестность.
Каждое слово станет ходом в игре.
Я не играю -
Проигрываю впервые и бесповоротно.
Как будто со стороны
Сам за собой наблюдаю.
Вода дошла уже до груди.
К сожалению, не нужно дедукции,
Чтобы узнать, что ждет впереди.
Вода поднимется -
Сначала до горла,
Отнимая даже постыдное "Может быть",
Оставляя
Судорожный кивок и попытку за что-нибудь ухватиться.
Кто руку протянет, тот и убийца,
Ведь из воды выйти прежним нельзя.
Я знал, что после зимы приходит весна,
Но думал, мой лед очень крепок.
На память останется слепок
Ножом для писем выцарапанного по столу
Иероглифа "мужество".
Хотя, что толку помнить о том, что мертво?
Выигрывает лишь тот, кому все равно,
А мой лед вскрылся.
Я больше рыцарь
Без страха и без упрека, без грехов и страстей.
Вод уже только пальцы видны
Из-под воды.
Последний бросок костей.
Глазами змеиными смотрит Фортуна и зло смеется.
Пора отдавать долги.
Пора учиться опять не бояться солнца.
***
Достойно было бы мне говорить с вами честно,
Но, что поделаешь, побеждает азарт.
Вы глядите насмешливо, улыбаетесь зло, играете только по-крупному,
Я боюсь потерять лицо, считаю ходы, записываю комбинации.
Когда-то я знал, как правильно, что законно и что уместно.
Мою судьбу в подворотнях за Серебряковским зовут "фарт".
Ваша - червовая дама, живая, красивая и доступная,
Я знаю, что проиграю: хаос всегда побеждает убогое рацио.
Бессмысленно противопоставлять закон и порядок страстям.
Бессмысленно верить, что можешь выплыть,
Держась за искусственные, из книг позаимствованные принципы.
Бессмысленно гадать на колоде, в которой у джокера улыбка беса,
В которой обман, подлость, цинизм и ум - замена обычным мастям.
Чтобы выжить потребны гибкость и хитрость,
Но мне гутаперчивость не близка, а краски, что были, выцвели.
Я черно-белый, а вы цветной; в цветах больше веса.
Мне стоит сдаться, сказать все честно,
Но я не могу и затягиваю узлы все туже.
Скоро для воздуха совсем не останется места.
Тогда либо смерть, либо молча кивнуть. Вопрос - что хуже?
***
Параллельные прямые не пересекаются.
Нам с вами по Эвклиду встречаться запрещено.
Шаги гулким эхом в колодцах дворов отзываются.
Картинка графична, как неизобретенное в нашем сегодня кино.
По правилам жанра, тоже не чуждым геометричности, между прочим,
Один из нас должен был оказаться мертв.
Но вместо этого мартовский лед сменяют белые ночи,
А нервная дрожь сменяет привычный холодный комфорт.
Из двух дорожек следов на подтаявшем снеге
Три месяца выплетаю мелодию разговоров под трости стук.
Под эту музыку сердце уходит в лишенные ритма забеги,
И, вынудив сбиться со счета, заставит перчатки ронять из рук.
А руки нет смысла прятать, так же как горло, живот и душу.
Позволю себе только мысли оставить за ширмой молчанья.
Май, как всегда в Москве, по-июльски чувственно душен,
А вечера в одиночестве так внезапно печальны.
Мутное жЫзненноПрочтенных строк рожденный шепот
Нам дарит эхо.
Мы ищем смысл, мы ищем опыт.
Мы ждем успеха.
Решать задачи, где "дано" -
Лишь проза жизни.
Читать стихи, ходить в кино,
Пить горький кофе и вино,
Ждать, что все стихнет.
Бессмысленность сумбурных дней
Без остановок.
А жизнь тоскливей и бледней,
Рассветы дольше, холодней
И почерк ломок.
В коротких паузах, между строк
Чужих читая,
Мы завершаем свой урок,
Мы познаем, что значит срок,
И где ключи от рая.
***
Признаки осени:
Белое небо, черные ветки,
Пустые глазницы окон,
Пустые глаза оранжевых фонарей,
Одних и тех же во всех городах.
Признаки холода:
Первый лед на бензиновых лужах,
Шаткие каблуки, замерзшие пальцы
Отогревать в рукавах или в чужих карманах.
Считать дни до первого снега.
Считать ворон, кидающих камни в водосточные трубы.
Не время их собирать -
Соберешь весной, когда лед растает.
Белое небо, дымные ночи, пустые печали.
Заколдованные дни ноября.
Цепочка из цифр часов и дат.
Признаки времени странных глаголов.
Мерзнуть, ждать и считать - все в настоящем.
Жить - в неопределенном будущем.
Indefinite future.
Там, где кончается белое небо
И белое сходит на землю
И застывает стылым покровом,
В белый покрасив
Воронами
Камни разбросанные,
Которые можно собрать только весной,
Когда город очнется, твой и мой.
А пока - долгой спокойной ночи мне и тебе.
***
Хочу, чтоб ты меня укрыл
Пуховым одеялом, словно снегом.
Хочу, чтоб мир дрожал и вечер жил,
Чтоб было место нам обоим рядом с небом.
Дрожащей синевы расплывчатая даль
Переливается морозным перламутром.
В таки утра ночи жаль и тени жаль
И слишком много белизны в такие утра.
Хочу, чтоб ты меня сегодня обнимал,
Хочу, чтоб завтра никогда не наступало,
Хочу, чтоб вечер плыл и застывал,
Чтоб укрывало нас обоих одеяло.
Искрящихся снежинок мишура
Украсит подоконник. Дверь не скрипнет,
Закроется бесшумно. А тебя
Отнимет утро. Тихо. Больно. Зыбко.
***
И немного Островского...
Да, знаешь, это несложно.
Черные ветки липы,
Сжатые крепко пальцы.
Одними губами - можно.
Мы падаем.
Что толку за воздух хвататься
И сожалеть о том, что было до того, как
Сатин потек с плеч водой,
Чтобы свернуться у ног на полу
Змеиным комком,
Кремовой лужицей,
В мелкое кружево
Сброшенным стыдливо платком,
Которым я закрывала свою наготу
И свое уродство
В искренности и опороченности?
Женское сходство и свойство
Прятать все настоящее,
Дожидаясь очереди
Себя показать нагой.
Отодвигаю сатин ногой,
Про стыд забывая.
Вот я какая: простоволосая, босая,
Только твоя, вся для тебя.
Тонкая грань. Черта,
После которой влюбленность проходит.
Девушка быстро теряет и цену, и власть,
Женщиной становясь.
А дальше - либо к венцу,
Либо в Волгу.
Я закрываю глаза, отдавая
Себя чужой воле.
Веди меня, милый, куда захочешь.
Устанешь - бросишь, голую и слепую.
Я не доверяю, но допускаю,
Как и любая женщина,
Мужчине себя отдавая.
Вся только твоя. Вся для тебя.
Любящая тебя.
Такая глупая и простая
Молитва моя.
И два от РейчелЗапах муки. Белая вьюга.
Белые руки под белой шалью.
Тонкие пальцы и дрожь испуга.
Трепет нервущейся нити молчания.
Память и пепел сожженных писем.
Память и годы бессмысленно горьки.
Память. Вино из терновника сладко-кислое.
Память. Сбивающиеся настройки.
Свет в окне кухни, снежинки на раме,
Чайная пленка на тонком фарфоре.
Вуаль, пририсованая трефовой даме,
Кошка с вечерним месяцев в ссоре.
Память и ветер декабрьских песен.
Память пунктиром шагов поверх снега.
Память. Спираль уходящих под небо лестниц.
Память. Зима - наша альфа и наша омега.
Горечь снежинок. Порез от мизинца в центре ладони.
Белая тряпка бинта и запах зеленки.
Жемчуг вскипающего травяного настоя.
Обрывки памяти в рамке старой фотографической пленки.
Память, и тянутся руки искать того, кого нет.
Память, и падают слезы в чашку остывшего чая.
Память. Засохший и облетевший летний букет.
Память. Годы идут, а я все не замечаю.
***
Стекают тени по стенам,
Слетают блики с ламп хрустальных,
Погашен свет, окончен бал,
Последний отзвук нот
В окно вспорхнет,
Закружится на сквозняке печально.
Я закрываю дверь, иду домой,
Не помня, что играла.
Все звуки были для тебя, поверь,
Я не хотела, чтобы наступал апрель,
Я не боялась лечь с тобой в постель,
Я не считала ни обманов, ни потерь,
Я просто имя потеряла.
В скопленьи нот и где-то между
Я прерываю нас двойной чертой финала.
Я не брала и снова отдавала,
Пила коньяк, ревела и играла,
Боялась спать, вцеплялась в одеяло,
Ждала тебя, шаги часов считала,
И каждый раз придумывала новую надежду.
Стекают тени по стенам,
Слетают блики с люстр хрустальных.
Все, что потеряно, вернется к нам,
Тот, кто забыл, все вспомнит сам,
Тот, кто простил, вернется - пусть случайно.
Я закрываю крышку инструмента,
Прижав ей пальцы.
Пора прощать.
Пора встречаться.
@темы: тексты
пастернак и лорка.