...ведь если можно с кем-то жизнь делить, то кто же с нами нашу смерть разделит?
15:40-17:00 или немного о Четвертом управленииБарочные интерьеры управления казались Ракель бесконечными. Наверное, если бы Гейдрих вдруг отпустил ее руку, она непременно упала бы, не удержавшись на ногах, таким изнурительным был этот путь. Впрочем, даже не знаю, куда он ее ведет, девушка на много согласилась бы, только чтобы они так и не добрались до цели пути. Может быть, кто-то окликнет его, срочно вызовет куда-нибудь по службе, отвлечет... Но встречавшиеся им люди в черной форме, напоминавшие своей целеустремленностью и деловитостью муравьев, только вскидывали руки в партийном приветствии и торопились дальше.
Они вышли из здания, прошли через ухоженный парк, где все стояло уже почти голым, на входе в другое здание Гейдрих небрежно махнул рукой охране и потащил Ракель за собой по широкой лестнице, на которой шаги отдавались оглушительно громким эхом, вниз. Они подошли к еще одному пропускному пункту, коридор за ним был перегорожен выкрашенной в тошнотворно зеленый цвет металлической решеткой.
- Группенфюрер? - коротко спросил Гейдрих у молодого человека, вскочившего со стула и вытянувшегося по струнке при виде его.
- Хай Гитлер, обергруппенфюрер! В тридцать восьмой камере! - преувеличенно бодро и громко ответил молодой человек и, гремя ключами, открыл перед ними решетку.
Мужчина, не пропуская Ракель вперед, пошел дальше, ей оставалось только следовать за ним. Коридор освещали яркие люминесцентные лампы, пахло свежей краской, хлоркой и чем-то медицинским, как в отделении больницы. Откуда-то из-за многочисленных металлических дверей раздался крик, и Ракель вздрогнула. Гейдрих меж тем распахнул без стука дверь под номером тридцать восемь и втолкнул ее внутрь. Девушка зажала рот ладонью даже раньше, чем успела осознать представшую ее взгляду картину. В маленькой комнатке к потолку на цепях было подвешено тело в форменных брюках и мокрой насквозь когда-то белой, а сейчас в бурых пятнах рубашке, лица не было видно из-за синяков, а суставы плеч вывернуты так, что у Ракель от одного их вида заныли руки. Она зажмурилась, надеясь, что картинка изменится, пропадет. Гейдриху, видимо, надоело ждать, когда она выйдет из ступора, он взял ее за плечи и усадил на единственный в помещении стул, который за секунду до этого предупредительно освободил немолодой чуть полноватый мужчина в такой же, как у всех здесь, форме.
Мужчины о чем-то заговорили, Ракель не разбирала слов - то ли из-за плохой акустики в помещении, глушащей все звуки, то ли из-за нарастающего гула в ушах. Она упорно смотрела в пол, украшенный темными пятнами поверх мелкого коричневого кафеля, выбрав его самым безопасным объектом в комнате. Рослый мужчина в одной рубашке, без форменного кителя поверх, принес пару складных стульев и столик, поставил на него поднос с чайником и чайными парами. Девушка всхлипнула, подавившись нервным смехом, так нелепо выглядели здесь эти изящные фарфоровые предметы.
А принесший чай мужчина тем временем вернулся к своей работе и продолжил избивать висящего на вывернутых руках человека. От очередного удара что-то хрустнуло, Ракель непроизвольно вскинула голову, стену слева от нее украсила россыпь темных брызг крови из рассеченной брови, а она вскрикнула и отшатнулась, как будто ударили ее. Она снова прижала ладонь ко рту, испуганно посмотрела на Гейдриха, но он все так же мирно беседовал, забыв о ней и не обращая на происходящее внимания.
Ракель прикусила губу, очень стараясь не смотреть перед собой, только вниз, на математически ровные плитки кафеля. Мерзко, как-то слишком по-настоящему и откровенно пахло кровью и мочей. Гейдрих сказал что-то, она с запозданием поняла, что прозвучало ее имя, и что она снова смотрит не в пол, а на продолжающееся истязание, с трудом оторвала взгляд от жуткой сцены, перевела его на казавшееся сейчас уродливым лицо обергруппенфюрера и тупо переспросила:
- Вы мне?
Незнакомый мужчина взял ее за руку и, радушно улыбаясь, пожал; чужое прикосновение подействовало на Ракель отрезвляюще, она почти смогла улыбнуться в ответ на вежливое:
- Имею честь знать вашего отца, фройляйн, прекрасный человек и великолепный врач. И, судя по всему, счастливейший из отцов, - мужчина - Мюллер, Ракель вспомнила, что Гейдрих назвал его именно так, вспомнила и то, что знает, слышала раньше или видела в газетах фамилию шефа гестапо - говорил так естественно, словно они были в уютной гостиной, а не в провонявшей бойней камере. Она пробормотала себе под нос "Рада знакомству", но, видимо, сцена не предполагала ее реплик. Мюллер обратился к Гейдриху: - Я с вашего позволения присяду, Рейнхард, весь день на ногах.
Ракель вздрогнула и тихо застонала от звука очередного удара, умоляюще посмотрела на начальника гестапо, тот ласково улыбнулся ей.
- Хотите чаю, пирожных, фройляйн? Я сам испытываю слабость к заварному крему, хотя мне следовало бы взять себя в руки...
Девушка перевела взгляд на Гейдриха, уже не слушая: он о чем-то расспрашивал осуществлявшего экзекуцию мужчину, его голосу вторила невнятная брань с сильным австрийским акцентом, лицо обергруппенфюрера выражало живейшую заинтересованность в процессе. Ракель стало противно, она снова отвернулась, сжимая пальцы на краю стола, как будто ощущение физического объекта под руками могло помочь не утратить чувства реальности, покачала головой в ответ на вопрос, заданный герром Мюллером.
Равномерные, похожие на странные часы, звуки ударов и брань сменились вдруг булькающим кашлем.
- Помилуйте, голубчик, что же вы делаете? Вы же ему так желудок порвете! - добродушно, тоном терпеливого учителя математики, возмутился группенфюрер. - А вы, Рейнхард, не подначивайте. Чашечка чая вам все же не повредит, я настаиваю, - вновь переключил он внимание на Ракель, наливая в чашку перед ней темный, крепкий чай. - Здесь душновато, а на вас уже лица нет.
- Можно лучше мне... на воздух? - борясь с подступившей тошнотой, шепотом спросила девушка.
- Рейнхард, да вы садист! Как вам вообще пришло в голову пригласить фройляйн в такое неподходящее для девушки место?
- Пожалуйста, герр Гейдрих! - Ракель обернулась к мужчине, сжав руки перед собой в молитвенном жесте.
Гейдрих подошел к ней и, наклонившись, посмотрел девушке в лицо.
- Я выполнил вашу просьбу, разве нет? - уточнил он раздраженным тоном, как будто объяснял что-то в сотый раз. - И вы еще смеете требовать от меня большего?!
- Я ничего не требую, нет! - она отшатнулась, сжимая губы, чтобы не расплакаться под его злым взглядом.
- Тогда ведите себя прилично.
Ракель прикрыла глаза, через секунду снова посмотрела на Гейдриха, нарисовав на лице фальшивую, немного кривую улыбку.
- Я постараюсь. Спасибо, что напомнили.
- Так-то лучше, - он одобрительно хлопнул ее по щеке, девушку передернуло, но она все-таки удержала на губах улыбку.
- Полно вам, деспот, прекратите запугивать мою гостью, - со смехом прервал их объяснение Мюллер.
- Все в порядке, герр Мюллер, спасибо за заботу, - все еще владея собой, на одной ноте выговорила Ракель и взяла со столика чашку. Руки у нее тряслись так, что часть чая пролилась на блюдце, девушка недовольно поморщилась: как же ей не хватало сейчас самообладания, которое так любили авторы приписывать героиням книг!
- Если понадобится, только скажите, я встану на вашу защиту, - улыбнулся ей шеф гестапо.
- И так каждый раз! - Гейдрих уселся на неудобно маленький для него стул. - Почему вы никогда не выбираете мою сторону?
- Потому что вас и одного на вашей стороне достаточно. А я за честную борьбу и просто уравниваю шансы.
Мужчины засмеялись, видимо, поняв друг друга, Ракель с ужасом переводила взгляд с одного на другого, продолжая изгибать губы в непонятно кому нужной улыбке, потом ее внимание снова приковала сцена пытки. Она машинально сделала глоток чая, тошнота усилилась, девушка облизнула губы, часто заморгала, пытаясь избавиться от рези в глазах. Между пытуемым и его палачом, тем временем, завязался какой-то диалог: короткие вопросы и еще более короткие ответы отдавались в ушах звуком, похожим на сухой треск какого-то деревянного инструмента. Треск резко прервался слишком громким, громче, чем все предыдущие, ударом, а за ним последовал первый за все это время крик. Этого Ракель уже не выдержала, чашка выскользнула из ее рук, разбиваясь вдребезги, на туфли брызнул горячий чай, сейчас напоминавший только более уместные здесь брызги крови.
- Хватит! - истерически вскрикнула она и тут же сникла, опустила голову, глядя на осколки чашки, прошептала: - Я разбила, простите...
Мужчина без кителя оглянулся на девушку, Мюллер вопросительно посмотрел на Гейдриха, Гейдрих уверенно, как будто ожидал этого, потянулся через стол и ударил Ракель тыльной стороной кулака по лицу. Она так и замерла, прижимая к правому плечу мотнувшуюся голову, завороженно глядя на мужчину из-под пряди упавших на лицо волос. Тот поднялся с места, тяжело дыша, сжимая и разжимая кулаки, уставился на нее.
- Успокойтесь, - Мюллер тронул Гейдриха за руку, призывая сесть обратно.
- Мне кажется, нам пора. Мы и так слишком засиделись. У вас, Генрих, наверняка, много дел, - обергруппенфюрер говорил отрывисто и зло.
- Был рад вас видеть, Рейнхард. Чрезвычайно рад знакомству, фройляйн, - шеф гестапо поднялся с места, протягивая девушке руку для прощания, следом за ним встала и Ракель, неловко стирая кровь с разбитых губ пальцами и эту же руку подавая Мюллеру и делая импровизированный книксен под собственный нервный смех. Гейдрих уже направился к выходу.
- Вы испачкались, - Мюллер протянул ей взятую со стола салфетку. - До встречи, фройляйн.
- Надеюсь, что нет, - она машинально взяла салфетку, придала к губам и поспешила за Гейдрихом, боясь его и еще больше боясь хоть на секунду остаться здесь в одиночестве.
Обергруппенфюрер обернулся к ней уже где-то на лестнице.
- Что вы плететесь, как старуха?
- Простите... - Ракель поднималась за ним следом, цепляясь за перила и каждую секунду боясь упасть.
Они вышли в официальную часть здания, где побелка и зеленая краска сменялись красными коврами и шикарными люстрами. Здесь больше не пахло больницей: только мужским одеколоном и табаком. Ракель вздохнула облегченно и тут же снова внутренне сжалась, напоминая себе, что расплакаться прямо сейчас нельзя. Гейдрих остановился возле какого-то офицера, снова взяв ее за плечи, подвинул ближе к нему и велел:
- Отвезите фройляйн Хандлозер домой. Я заеду на ужин, - бросил он ей вместо и военным шагом, не оглядываясь, ушел куда-то дальше по коридору.
Молодой человек, которому она была поручено, не проронив ни слова, проводил ее до машины, усадил на заднее сидение, и только когда он занял место за рулем, Ракель решилась оторвать от губ окровавленную салфетку, посмотреть на яркие пятна и, сжавшись на сидении в комочек, все-таки разреветься. Молодой человек вел машину и не оборачивался. Когда они подъехали к дому, Ракель успокоилась, вежливо и немного невнятно из-за распухшей от удара нижней губы поблагодарила водителя и пошла к дверям.
Ей открыл доктор Хандлозер.
- Ну что, все в порядке?
- В порядке?! - говорить, а тем более кричать было больно, но возмущение давало ей силы. - Это, что, похоже на "в порядке", папа?! - в прихожей и так было достаточно светло, но девушка еще и вскинула голову к свету, чтобы лучше продемонстрировать снова разбитое лицо.
- Ракель, не кричи так, тебя услышат мама и Марта... - попытался успокоить ее доктор.
- А они, по-твоему, слепые, и если не услышат сейчас, потом ничего не заметят? Сколько это будет продолжаться, папа, сколько еще?!
- Я ведь уже говорил тебе...
- Ты поговоришь с дядей Германом, да-да. А почему ты думаешь, что это поможет? Откуда ты знаешь, что раньше не случится чего-нибудь... непоправимого? - ее запал прошел быстро, как гаснет вспышка фейерверка. - Мне очень больно говорит, - совершенно другим, детским тоном пожаловалась Ракель. - Сделай мне что-нибудь с лицом, я умоюсь и поеду в консерваторию...
Они вышли из здания, прошли через ухоженный парк, где все стояло уже почти голым, на входе в другое здание Гейдрих небрежно махнул рукой охране и потащил Ракель за собой по широкой лестнице, на которой шаги отдавались оглушительно громким эхом, вниз. Они подошли к еще одному пропускному пункту, коридор за ним был перегорожен выкрашенной в тошнотворно зеленый цвет металлической решеткой.
- Группенфюрер? - коротко спросил Гейдрих у молодого человека, вскочившего со стула и вытянувшегося по струнке при виде его.
- Хай Гитлер, обергруппенфюрер! В тридцать восьмой камере! - преувеличенно бодро и громко ответил молодой человек и, гремя ключами, открыл перед ними решетку.
Мужчина, не пропуская Ракель вперед, пошел дальше, ей оставалось только следовать за ним. Коридор освещали яркие люминесцентные лампы, пахло свежей краской, хлоркой и чем-то медицинским, как в отделении больницы. Откуда-то из-за многочисленных металлических дверей раздался крик, и Ракель вздрогнула. Гейдрих меж тем распахнул без стука дверь под номером тридцать восемь и втолкнул ее внутрь. Девушка зажала рот ладонью даже раньше, чем успела осознать представшую ее взгляду картину. В маленькой комнатке к потолку на цепях было подвешено тело в форменных брюках и мокрой насквозь когда-то белой, а сейчас в бурых пятнах рубашке, лица не было видно из-за синяков, а суставы плеч вывернуты так, что у Ракель от одного их вида заныли руки. Она зажмурилась, надеясь, что картинка изменится, пропадет. Гейдриху, видимо, надоело ждать, когда она выйдет из ступора, он взял ее за плечи и усадил на единственный в помещении стул, который за секунду до этого предупредительно освободил немолодой чуть полноватый мужчина в такой же, как у всех здесь, форме.
Мужчины о чем-то заговорили, Ракель не разбирала слов - то ли из-за плохой акустики в помещении, глушащей все звуки, то ли из-за нарастающего гула в ушах. Она упорно смотрела в пол, украшенный темными пятнами поверх мелкого коричневого кафеля, выбрав его самым безопасным объектом в комнате. Рослый мужчина в одной рубашке, без форменного кителя поверх, принес пару складных стульев и столик, поставил на него поднос с чайником и чайными парами. Девушка всхлипнула, подавившись нервным смехом, так нелепо выглядели здесь эти изящные фарфоровые предметы.
А принесший чай мужчина тем временем вернулся к своей работе и продолжил избивать висящего на вывернутых руках человека. От очередного удара что-то хрустнуло, Ракель непроизвольно вскинула голову, стену слева от нее украсила россыпь темных брызг крови из рассеченной брови, а она вскрикнула и отшатнулась, как будто ударили ее. Она снова прижала ладонь ко рту, испуганно посмотрела на Гейдриха, но он все так же мирно беседовал, забыв о ней и не обращая на происходящее внимания.
Ракель прикусила губу, очень стараясь не смотреть перед собой, только вниз, на математически ровные плитки кафеля. Мерзко, как-то слишком по-настоящему и откровенно пахло кровью и мочей. Гейдрих сказал что-то, она с запозданием поняла, что прозвучало ее имя, и что она снова смотрит не в пол, а на продолжающееся истязание, с трудом оторвала взгляд от жуткой сцены, перевела его на казавшееся сейчас уродливым лицо обергруппенфюрера и тупо переспросила:
- Вы мне?
Незнакомый мужчина взял ее за руку и, радушно улыбаясь, пожал; чужое прикосновение подействовало на Ракель отрезвляюще, она почти смогла улыбнуться в ответ на вежливое:
- Имею честь знать вашего отца, фройляйн, прекрасный человек и великолепный врач. И, судя по всему, счастливейший из отцов, - мужчина - Мюллер, Ракель вспомнила, что Гейдрих назвал его именно так, вспомнила и то, что знает, слышала раньше или видела в газетах фамилию шефа гестапо - говорил так естественно, словно они были в уютной гостиной, а не в провонявшей бойней камере. Она пробормотала себе под нос "Рада знакомству", но, видимо, сцена не предполагала ее реплик. Мюллер обратился к Гейдриху: - Я с вашего позволения присяду, Рейнхард, весь день на ногах.
Ракель вздрогнула и тихо застонала от звука очередного удара, умоляюще посмотрела на начальника гестапо, тот ласково улыбнулся ей.
- Хотите чаю, пирожных, фройляйн? Я сам испытываю слабость к заварному крему, хотя мне следовало бы взять себя в руки...
Девушка перевела взгляд на Гейдриха, уже не слушая: он о чем-то расспрашивал осуществлявшего экзекуцию мужчину, его голосу вторила невнятная брань с сильным австрийским акцентом, лицо обергруппенфюрера выражало живейшую заинтересованность в процессе. Ракель стало противно, она снова отвернулась, сжимая пальцы на краю стола, как будто ощущение физического объекта под руками могло помочь не утратить чувства реальности, покачала головой в ответ на вопрос, заданный герром Мюллером.
Равномерные, похожие на странные часы, звуки ударов и брань сменились вдруг булькающим кашлем.
- Помилуйте, голубчик, что же вы делаете? Вы же ему так желудок порвете! - добродушно, тоном терпеливого учителя математики, возмутился группенфюрер. - А вы, Рейнхард, не подначивайте. Чашечка чая вам все же не повредит, я настаиваю, - вновь переключил он внимание на Ракель, наливая в чашку перед ней темный, крепкий чай. - Здесь душновато, а на вас уже лица нет.
- Можно лучше мне... на воздух? - борясь с подступившей тошнотой, шепотом спросила девушка.
- Рейнхард, да вы садист! Как вам вообще пришло в голову пригласить фройляйн в такое неподходящее для девушки место?
- Пожалуйста, герр Гейдрих! - Ракель обернулась к мужчине, сжав руки перед собой в молитвенном жесте.
Гейдрих подошел к ней и, наклонившись, посмотрел девушке в лицо.
- Я выполнил вашу просьбу, разве нет? - уточнил он раздраженным тоном, как будто объяснял что-то в сотый раз. - И вы еще смеете требовать от меня большего?!
- Я ничего не требую, нет! - она отшатнулась, сжимая губы, чтобы не расплакаться под его злым взглядом.
- Тогда ведите себя прилично.
Ракель прикрыла глаза, через секунду снова посмотрела на Гейдриха, нарисовав на лице фальшивую, немного кривую улыбку.
- Я постараюсь. Спасибо, что напомнили.
- Так-то лучше, - он одобрительно хлопнул ее по щеке, девушку передернуло, но она все-таки удержала на губах улыбку.
- Полно вам, деспот, прекратите запугивать мою гостью, - со смехом прервал их объяснение Мюллер.
- Все в порядке, герр Мюллер, спасибо за заботу, - все еще владея собой, на одной ноте выговорила Ракель и взяла со столика чашку. Руки у нее тряслись так, что часть чая пролилась на блюдце, девушка недовольно поморщилась: как же ей не хватало сейчас самообладания, которое так любили авторы приписывать героиням книг!
- Если понадобится, только скажите, я встану на вашу защиту, - улыбнулся ей шеф гестапо.
- И так каждый раз! - Гейдрих уселся на неудобно маленький для него стул. - Почему вы никогда не выбираете мою сторону?
- Потому что вас и одного на вашей стороне достаточно. А я за честную борьбу и просто уравниваю шансы.
Мужчины засмеялись, видимо, поняв друг друга, Ракель с ужасом переводила взгляд с одного на другого, продолжая изгибать губы в непонятно кому нужной улыбке, потом ее внимание снова приковала сцена пытки. Она машинально сделала глоток чая, тошнота усилилась, девушка облизнула губы, часто заморгала, пытаясь избавиться от рези в глазах. Между пытуемым и его палачом, тем временем, завязался какой-то диалог: короткие вопросы и еще более короткие ответы отдавались в ушах звуком, похожим на сухой треск какого-то деревянного инструмента. Треск резко прервался слишком громким, громче, чем все предыдущие, ударом, а за ним последовал первый за все это время крик. Этого Ракель уже не выдержала, чашка выскользнула из ее рук, разбиваясь вдребезги, на туфли брызнул горячий чай, сейчас напоминавший только более уместные здесь брызги крови.
- Хватит! - истерически вскрикнула она и тут же сникла, опустила голову, глядя на осколки чашки, прошептала: - Я разбила, простите...
Мужчина без кителя оглянулся на девушку, Мюллер вопросительно посмотрел на Гейдриха, Гейдрих уверенно, как будто ожидал этого, потянулся через стол и ударил Ракель тыльной стороной кулака по лицу. Она так и замерла, прижимая к правому плечу мотнувшуюся голову, завороженно глядя на мужчину из-под пряди упавших на лицо волос. Тот поднялся с места, тяжело дыша, сжимая и разжимая кулаки, уставился на нее.
- Успокойтесь, - Мюллер тронул Гейдриха за руку, призывая сесть обратно.
- Мне кажется, нам пора. Мы и так слишком засиделись. У вас, Генрих, наверняка, много дел, - обергруппенфюрер говорил отрывисто и зло.
- Был рад вас видеть, Рейнхард. Чрезвычайно рад знакомству, фройляйн, - шеф гестапо поднялся с места, протягивая девушке руку для прощания, следом за ним встала и Ракель, неловко стирая кровь с разбитых губ пальцами и эту же руку подавая Мюллеру и делая импровизированный книксен под собственный нервный смех. Гейдрих уже направился к выходу.
- Вы испачкались, - Мюллер протянул ей взятую со стола салфетку. - До встречи, фройляйн.
- Надеюсь, что нет, - она машинально взяла салфетку, придала к губам и поспешила за Гейдрихом, боясь его и еще больше боясь хоть на секунду остаться здесь в одиночестве.
Обергруппенфюрер обернулся к ней уже где-то на лестнице.
- Что вы плететесь, как старуха?
- Простите... - Ракель поднималась за ним следом, цепляясь за перила и каждую секунду боясь упасть.
Они вышли в официальную часть здания, где побелка и зеленая краска сменялись красными коврами и шикарными люстрами. Здесь больше не пахло больницей: только мужским одеколоном и табаком. Ракель вздохнула облегченно и тут же снова внутренне сжалась, напоминая себе, что расплакаться прямо сейчас нельзя. Гейдрих остановился возле какого-то офицера, снова взяв ее за плечи, подвинул ближе к нему и велел:
- Отвезите фройляйн Хандлозер домой. Я заеду на ужин, - бросил он ей вместо и военным шагом, не оглядываясь, ушел куда-то дальше по коридору.
Молодой человек, которому она была поручено, не проронив ни слова, проводил ее до машины, усадил на заднее сидение, и только когда он занял место за рулем, Ракель решилась оторвать от губ окровавленную салфетку, посмотреть на яркие пятна и, сжавшись на сидении в комочек, все-таки разреветься. Молодой человек вел машину и не оборачивался. Когда они подъехали к дому, Ракель успокоилась, вежливо и немного невнятно из-за распухшей от удара нижней губы поблагодарила водителя и пошла к дверям.
Ей открыл доктор Хандлозер.
- Ну что, все в порядке?
- В порядке?! - говорить, а тем более кричать было больно, но возмущение давало ей силы. - Это, что, похоже на "в порядке", папа?! - в прихожей и так было достаточно светло, но девушка еще и вскинула голову к свету, чтобы лучше продемонстрировать снова разбитое лицо.
- Ракель, не кричи так, тебя услышат мама и Марта... - попытался успокоить ее доктор.
- А они, по-твоему, слепые, и если не услышат сейчас, потом ничего не заметят? Сколько это будет продолжаться, папа, сколько еще?!
- Я ведь уже говорил тебе...
- Ты поговоришь с дядей Германом, да-да. А почему ты думаешь, что это поможет? Откуда ты знаешь, что раньше не случится чего-нибудь... непоправимого? - ее запал прошел быстро, как гаснет вспышка фейерверка. - Мне очень больно говорит, - совершенно другим, детским тоном пожаловалась Ракель. - Сделай мне что-нибудь с лицом, я умоюсь и поеду в консерваторию...
@темы: тексты