Украина - 02.1944 (продолжение) — @дневники: асоциальная сеть

среда, 22 января 2014

01:46

Украина - 02.1944 (продолжение)

.Am.

...ведь если можно с кем-то жизнь делить, то кто же с нами нашу смерть разделит?

как выглядит счастьеЕще одна неделя. Я старалась как можно реже выходить из комнаты и как можно меньше попадаться на глаза Карлу, Оксане и Ему. Привезенные книги и журналы подошли к концу, заканчивался и Вольтер, которого я читала с огромным трудом, скорее угадывая, чем узнавая смысл французских слов. Французского я почти не знала – давным-давно в детстве, когда моя мать в очередной раз поправляла здоровье на севере Италии, в том городке, где мы тогда жили, у меня была знакомая, говорившая по-французски, сейчас я уже не помню, но, кажется, они были из Швейцарии. Она научила меня нескольким фразам и паре десятков слов, а потом писала французские письма, над которыми я часами сидела уже в Вене, разбирая со словарем каждое слово и спрашивая у дедушки, если совсем не могла понять, о чем речь. Что-то в голове все-таки осталось. В любом случае, мне было важно не содержание книги, а возможность убить время.
Темнело рано, часов в доме, кажется, не было вообще, я с моим непостоянным режимом дня совсем потерялась здесь во времени. Казалось, когда мы вернемся, выяснится, что в реальном мире, в Праге и Берлине, прошло уже несколько лет, что о нас все забыли, давно считают мертвыми. Иногда я смотрела на пышные пироги с узором из косичек и листьев по краю и вспоминала истории, в которых писали о том, что в царстве духов нельзя брать в рот никакой еды. Здесь еды было столько, словно она, правда, нужна была затем, чтобы мы забыли, кто мы и куда должны вернуться.
В дверь постучали.
- Да, - раздраженно ответила я на стук.
- Опять не в духе? – ко мне заглянул Карл – Можете радоваться, там вам привезли ваше долгожданное фортепиано и настройщика. Он говорит, что часа через полтора закончит.
- Фортепиано? – я тут же позабыла о Вольтере, собственном плохом настроение, осточертевшей мне зиме и Украине и собственном нежелании видеть живых людей. Брошенная на кровать книжка захлопнулась, я еще успела подумать, что ни за что не найду потом, на каком месте остановилась, но это было совершенно неважно. Я устремилась в комнату, где разместили привезенный инструмент.
По соседству с печкой и деревянной мебелью черное лакированное фортепиано смотрелось нелепо. Верхняя крышка была открыта, пожилой мужчина, чем-то похожий на моего последнего преподавателя сольфеджио, такой же седой и щуплый, в огромных нелепых очках, склонился над струнами и аккуратно подкручивал вирбеля. Я замерла в дверях, почти благоговейно наблюдая за этим процессом, всегда вызывавшим у меня восхищение. Я умела играть на инструменте сколько угодно сложные произведения, но ощущала себя совершенно беспомощно, если вдруг ему требовалась настройка – немного похоже на то ощущение, которое испытываешь, когда рядом кто-то болеет, а ты ничем не можешь ему помочь.
Настройщик оглянулся на меня, нервно улыбнулся, кивнул и пробормотал по-русски что-то, кажется, приветственное. Мимолетное сходство пропало, теперь я отчетливо видела очень напуганного и очень несчастного человека.
Карл осторожно тронул меня за плечо.
- Не стойте у человека над душой, фройляйн. Пойдемте, я заварю вам чай, - чай, конечно, предполагалось пить в той же самой комнате, но, видимо, настройщику действительно так было спокойнее работать, во всяком случае, когда Карл увел меня к столу, он заметно расслабился.
Я слушала знакомые звуки настройки и улыбалась. Полтора часа, а, может быть, и больше, пролетели незаметно. Я выпила несколько чашек чая и даже съела два пирожка с клюквенным джемом, блюдце с которыми Кард незаметно пододвинул поближе ко мне.
Настройщик взял несколько аккордов на инструменте – я тут же встрепенулась – сыграл гамму, удовлетворенно покивал сам себе, закрыл крышку и, подойдя к Карлу, что-то еле слышно пробормотал.
- Все готово, - перевел мне его слова адъютант Гейдриха. – Говорит, что не идеально, но большего от этого инструмента не добиться.
- Большое спасибо, - произнесла я по-русски с жутким акцентом и улыбнулась мужчине. Он только снова покивал. – Вы ведь заплатите ему? – на всякий случай уточнила я у Карла уже по-немецки.
- Не беспокойтесь, фройляйн.
Я не беспокоилась. У меня наконец-то был инструмент, который был способен издавать звуки. На столе осталась чашка с недопитым чаем, я, начисто забыв о том, что привыкла просить о таких вещах Карла, подтащила единственный в комнате тяжелый старый стул к фортепиано, поморщившись от кошмарного скрипа облезлых ножек по полу, села, осторожно, с нежностью провела рукой по старым желтоватым клавишам, знакомясь. Клавиши были холодными и как будто неживыми.
Первый аккорд. Замереть на несколько секунд, слушая звучание, привыкая к нему. Ми-бемоль первой октавы звучал на десятую долю тона ниже, чем нужно. Это ничего, совсем не страшно, - мысленно обратилась я к инструменту.
В тот вечер я играла долго, вспоминая старые произведения, которые не трогала уже несколько лет, вспомнив прелюдии Шопена, которые учила осенью в сороковом. В какой-то момент я, вынырнув из мира звуков, обернулась и увидела, что за столом сидит Оксана и внимательно слушает меня. Когда я обернулась в следующий раз, она уже что-то делала у печи.
А на следующее утро, не дожидаясь моего обычно вопроса, Гейдрих сказал, что через два дня мы возвращаемся в Прагу.

@темы: тексты