...ведь если можно с кем-то жизнь делить, то кто же с нами нашу смерть разделит?
Украина. НачалоО том, что Он собирается уезжать, Он говорит мне уже почти ночью, когда я, закончив какое-то произведение, пытаюсь начать играть новое. Вернее, говорит о том, что утром нужно будет рано встать, поэтому сейчас пора в постель. Я спрашиваю, не задумавшись, настолько спокойно и умиротворенно прошел вечер, зачем вставать рано, и слышу в ответ: «Я уезжаю завтра». «Вы возьмете меня с собой?» «Нет». «Ну, пожалуйста…» Иногда я радуюсь, если остаюсь на несколько дней одна, но сейчас эта перспектива кажется ужасной; в доме без Него снова будет темно и неуютно – так выходит каждый раз, а я все не могу понять, почему, даже если включить во всех комнатах свет, это никак не помогает. Говорят, в ком-то много жизни, а в ком-то мало; той, что во мне точно недостаточно, чтобы сделать это здание домом. Изредка (обычно, когда я уже засыпаю или еще не проснулась и не контролирую собственные мысли) мне хочется верить, что суть не в том, что Он заставляет прислугу суетиться, накрывать ужин, разжигать камин, а в том, что когда мы вместе, все меняется, но я хорошо понимаю цену таким фантазиям. Девичьи глупости, от которых меня не излечили несколько лет взрослой жизни.
И вот я смотрю на Него умоляюще и даже осторожно кладу ладонь на плечо, как будто пытаясь не дать отвернуться или уйти от ответа. Не то жалобный, не то нежный жест, сама не знаю. Он хмыкает – удивленно?.. насмешливо?.. неопределенно?.. «Подъем в пять утра. Скажи Карлу, чтобы собрал вещи». Я счастливо улыбаюсь и тут же, смутившись такого количества тепла, хмурюсь и отстраняюсь, но Он уже не обращает внимания.
Позже, засыпая, я утыкаюсь носом куда-то Ему в плечо и чувствую себя удивительно на своем месте.
Я не сразу понимаю, чего от меня хотят и что происходит. За окном кромешная темнота, даже фонари еще не зажглись, в выстывшей за ночь комнате остро пахнет лосьоном для бритья. С трудом разлепляю глаза, осознаю, что мне только что сказали, что если я не соберусь за десять минут, то придется остаться в Праге. Мы же уезжаем куда-то сегодня! Эта мысль хоть и не прогоняет остатки сна, но заставляет вскочить на ноги и поспешить умываться. Стоя в ванной комнате перед зеркалом, я, уже приняв душ и наполовину одевшись, провожу щеткой по волосам, пытаясь заставить их сменить форму вороньего гнезда на что-то более приемлемое. Последнее время это почти превратилось в примету – если я не заплела косу перед сном, значит, вечер прошел хорошо. Или очень плохо, но у этого есть и более явные признаки.
Уже в машине понимаю, что не спросила, куда мы едем, но Он занят документами, и я решаю его не отвлекать, а потом незаметно для себя засыпаю под мерное гудение двигателя и шуршание листов бумаги. Сны, которые снятся мне в Праге, заслуживают того, чтобы написать о них роман, но слова – не моя сильная сторона. На этот раз, может быть, потому что мы покидаем город, странные сны не приходят, вместо них я куда-то бегу, опаздываю, не успеваю собрать вещи, стою, глядя вслед то уходящему поезду, то уезжающему автомобилю.
Мы едем очень долго. Я успеваю проснуться и понять, что это не дорога в Берлин. Снега на обочинах становится все больше, потом мы останавливаемся на несколько минут на границе между Чехией и Польшей. Акушвиц?.. – мелькает у меня тревожная мысль. Это было бы логичным местом нашего назначения, Он часто ездил в лагеря. Я гоню эту мысль от себя вместе с картинками предыдущей такой поездки, чередующимися с кадрами из моих ночных кошмаров. Чтобы отвлечься, смотрю на сосредоточенное лицо служащего таможни, изучающего паспорта. Никогда не понимала, зачем у Него проверяют документы – делают это таможенники всегда с таким выражением лица, что, кажется, им проще было бы отдать честь, поднять шлагбаум и пропустить автомобиль, не соблюдая положенных формальностей. Но дисциплина, дисциплина – то, чему в Рейхе поклоняются все и каждый. То, что убивает во всех них людей, превращая в одинаковых оловянных солдатиков, выкрашенных черным лаком и украшенных полосочками фольги. Наверное, я не вполне справедлива. Последнее время все чаще и чаще я пытаюсь быть объективной, а не мерять все исходя из своих представлений об идеальном обществе, не имеющих ничего общего с реальностью. Пока это похоже только на попытки самооправдания.
Сугробы за окном все растут, начинает смеркаться. Обед где-то в небольшом польском городке, через который лежала наша дорога, отнял не больше получаса, а, значит, ехать было еще далеко. Пока я доедала, Он говорил по телефону, кажется, с Берлином, во всяком случае голос звучал достаточно резко и зло для этого; бросил трубу, велел мне поторопиться, Карл к этому моменту уже ждал нас на улице, курил и смотрел, как дыхание превращается в облачка пара. Я, наконец, решилась спросить: «Куда мы едем?» «На фронт», - он как будто бы ждал моей реакции, но я настолько опешила и растерялась, что даже не знала, что сказать, смогла только кивнуть и пошла к машине. Еще два часа прошли в молчании.
Последние несколько километров мы едем почти по бездорожью, автомобиль подскакивает на каких-то кочках и пытается завязнуть в снегу, я по привычке пытаюсь спрятать кисти рук в рукавах пальто, но манжеты слишком узкие – пальто еще совсем новое, и я не успела к нему привыкнуть. Еще один Очень-Дорогой-Подарок, привезенный, кажется, из Франции. Удивительно, насколько важными казались мне наряды в детстве и насколько неизменным атрибутом любой сказки про принцессу (которой, конечно же, была я) они являлись, и насколько сейчас утратили свою ценность и привлекательность. Иногда я смотрю на себя в зеркало и думаю, что несколько лет назад даже не мечтала о том, что буду одеваться так. Говорят, стоит бояться осуществления собственных мечтаний…
Я снова успеваю задремать и просыпаюсь от того, что автомобиль останавливается резко, словно налетев на какое-то препятствие.
«Уже все?» - спрашиваю я.
«Да. Приехали. Выходи».
Я открываю дверцу машины, делаю шаг наружу и по щиколотку проваливаюсь в рыхлый белый снег, ощущая, как эта холодная масса облепляет ногу и сыпется за край ботинок.
«Герр Гейдрих…» - мой голос сейчас больше всего напоминает жалобный писк.
«Ну что еще?..» - Он обходи машину и, оценив ситуацию, делает вещь, кажущуюся мне невозможной и безумной, - просто подхватывает меня на руки, спасая одновременно и от снега, и от холода, которые, кажется, заполняют здесь совершенно все пространство. Я обхватываю Его руками за шею и инстинктивно прижимаюсь ближе. Плохая погода для нового пальто…
Он несет меня к дому, пока Карл занимается машиной и багажом, нам навстречу выходит несколько человек в форме СС, а я в ужасе понимаю, что такие… избы видела только на картинках в детских книгах сказок и в учебниках истории, где-то в главах о быте крестьян в средневековой Европе. На что я вчера себя обрекла?..
И вот я смотрю на Него умоляюще и даже осторожно кладу ладонь на плечо, как будто пытаясь не дать отвернуться или уйти от ответа. Не то жалобный, не то нежный жест, сама не знаю. Он хмыкает – удивленно?.. насмешливо?.. неопределенно?.. «Подъем в пять утра. Скажи Карлу, чтобы собрал вещи». Я счастливо улыбаюсь и тут же, смутившись такого количества тепла, хмурюсь и отстраняюсь, но Он уже не обращает внимания.
Позже, засыпая, я утыкаюсь носом куда-то Ему в плечо и чувствую себя удивительно на своем месте.
Я не сразу понимаю, чего от меня хотят и что происходит. За окном кромешная темнота, даже фонари еще не зажглись, в выстывшей за ночь комнате остро пахнет лосьоном для бритья. С трудом разлепляю глаза, осознаю, что мне только что сказали, что если я не соберусь за десять минут, то придется остаться в Праге. Мы же уезжаем куда-то сегодня! Эта мысль хоть и не прогоняет остатки сна, но заставляет вскочить на ноги и поспешить умываться. Стоя в ванной комнате перед зеркалом, я, уже приняв душ и наполовину одевшись, провожу щеткой по волосам, пытаясь заставить их сменить форму вороньего гнезда на что-то более приемлемое. Последнее время это почти превратилось в примету – если я не заплела косу перед сном, значит, вечер прошел хорошо. Или очень плохо, но у этого есть и более явные признаки.
Уже в машине понимаю, что не спросила, куда мы едем, но Он занят документами, и я решаю его не отвлекать, а потом незаметно для себя засыпаю под мерное гудение двигателя и шуршание листов бумаги. Сны, которые снятся мне в Праге, заслуживают того, чтобы написать о них роман, но слова – не моя сильная сторона. На этот раз, может быть, потому что мы покидаем город, странные сны не приходят, вместо них я куда-то бегу, опаздываю, не успеваю собрать вещи, стою, глядя вслед то уходящему поезду, то уезжающему автомобилю.
Мы едем очень долго. Я успеваю проснуться и понять, что это не дорога в Берлин. Снега на обочинах становится все больше, потом мы останавливаемся на несколько минут на границе между Чехией и Польшей. Акушвиц?.. – мелькает у меня тревожная мысль. Это было бы логичным местом нашего назначения, Он часто ездил в лагеря. Я гоню эту мысль от себя вместе с картинками предыдущей такой поездки, чередующимися с кадрами из моих ночных кошмаров. Чтобы отвлечься, смотрю на сосредоточенное лицо служащего таможни, изучающего паспорта. Никогда не понимала, зачем у Него проверяют документы – делают это таможенники всегда с таким выражением лица, что, кажется, им проще было бы отдать честь, поднять шлагбаум и пропустить автомобиль, не соблюдая положенных формальностей. Но дисциплина, дисциплина – то, чему в Рейхе поклоняются все и каждый. То, что убивает во всех них людей, превращая в одинаковых оловянных солдатиков, выкрашенных черным лаком и украшенных полосочками фольги. Наверное, я не вполне справедлива. Последнее время все чаще и чаще я пытаюсь быть объективной, а не мерять все исходя из своих представлений об идеальном обществе, не имеющих ничего общего с реальностью. Пока это похоже только на попытки самооправдания.
Сугробы за окном все растут, начинает смеркаться. Обед где-то в небольшом польском городке, через который лежала наша дорога, отнял не больше получаса, а, значит, ехать было еще далеко. Пока я доедала, Он говорил по телефону, кажется, с Берлином, во всяком случае голос звучал достаточно резко и зло для этого; бросил трубу, велел мне поторопиться, Карл к этому моменту уже ждал нас на улице, курил и смотрел, как дыхание превращается в облачка пара. Я, наконец, решилась спросить: «Куда мы едем?» «На фронт», - он как будто бы ждал моей реакции, но я настолько опешила и растерялась, что даже не знала, что сказать, смогла только кивнуть и пошла к машине. Еще два часа прошли в молчании.
Последние несколько километров мы едем почти по бездорожью, автомобиль подскакивает на каких-то кочках и пытается завязнуть в снегу, я по привычке пытаюсь спрятать кисти рук в рукавах пальто, но манжеты слишком узкие – пальто еще совсем новое, и я не успела к нему привыкнуть. Еще один Очень-Дорогой-Подарок, привезенный, кажется, из Франции. Удивительно, насколько важными казались мне наряды в детстве и насколько неизменным атрибутом любой сказки про принцессу (которой, конечно же, была я) они являлись, и насколько сейчас утратили свою ценность и привлекательность. Иногда я смотрю на себя в зеркало и думаю, что несколько лет назад даже не мечтала о том, что буду одеваться так. Говорят, стоит бояться осуществления собственных мечтаний…
Я снова успеваю задремать и просыпаюсь от того, что автомобиль останавливается резко, словно налетев на какое-то препятствие.
«Уже все?» - спрашиваю я.
«Да. Приехали. Выходи».
Я открываю дверцу машины, делаю шаг наружу и по щиколотку проваливаюсь в рыхлый белый снег, ощущая, как эта холодная масса облепляет ногу и сыпется за край ботинок.
«Герр Гейдрих…» - мой голос сейчас больше всего напоминает жалобный писк.
«Ну что еще?..» - Он обходи машину и, оценив ситуацию, делает вещь, кажущуюся мне невозможной и безумной, - просто подхватывает меня на руки, спасая одновременно и от снега, и от холода, которые, кажется, заполняют здесь совершенно все пространство. Я обхватываю Его руками за шею и инстинктивно прижимаюсь ближе. Плохая погода для нового пальто…
Он несет меня к дому, пока Карл занимается машиной и багажом, нам навстречу выходит несколько человек в форме СС, а я в ужасе понимаю, что такие… избы видела только на картинках в детских книгах сказок и в учебниках истории, где-то в главах о быте крестьян в средневековой Европе. На что я вчера себя обрекла?..
@темы: тексты