понедельник, 25 ноября 2013
продолжениеНесколько минут в салоне царила напряженная тишина, Ракель смотрела в окно на проплывающие мимо, казавшиеся призрачными в оранжевом вечернем свете фонарей силуэту домов и деревьев. Начался дождь, на стекле появлялись, набухали, тяжелея, и быстро сбегали вниз крупные капли воды, городские пейзажи превратились в расплывчатый акварельный рисунок. Гейдрих, как будто забыв о ее присутствии, смотрел прямо перед собой, короткими рублеными фразами указывая водителю, куда перестроиться, где повернуть. Ракель повернулась к нему.
- Куда мы едем? – тихо спросила она.
- В «Империал», - небрежно бросил Гейдрих. Девушка раньше слышала это название от отца, в этом ресторане при отеле в центре Берлина на Унтер-дер-Линден любили обедать многие его особо высокопоставленные пациенты. Сама она там никогда не была, в Берлине негласно считалось, что это место предназначено только для членов партии. Интересно, каково это оказаться среди людей, лица которых видишь каждый день в газетах? И какова быть человеком, которого знают по всей Германии? И бояться. Ракель несколько секунд не отрывала взгляда от хищного профиля Гейдриха, четко вырисовывавшегося на фоне окна машины, потом снова отвернулась, подумав, что так пристально разглядывать кого-то неприлично. Мужчину, впрочем, внимание с ее стороны ни чуть не смутило, он все еще будто не замечал ее.
Мерседес остановился возле здания, вход в которое был украшен колонами с золочеными капителями, шофер снова распахнул перед ней дверцу, у входа Гейдриха уже встречал швейцар, за роскошной дверью с фигурными вставками стекла к ним тут же бросился рассыпавшийся в приветствиях и восторгах по поводу визита «господина обергруппенфюрера» метрдотель. Ракель незаметно улыбнулась, подумав, что до этого момента даже не знала, в каком Гейдрих звании. Мужчина только отмахнулся от чересчур приторных и заискивающих на вкус Ракель реплик. Следом за метрдотелем они прошли через главный зал ресторана в то, что здесь называли залом для особых гостей. Сидящие за столиками люди совершенно не смущались появлению человека в форме СС, только провожали их заинтересованными взглядами. Краем уха девушка услышала, как дама в роскошном красном платье и белом меховом манто ленивым томным голосом спросила у своего спутника: «С кем это Рейнхард?», расслышать ответ она уже не успела. Зал для особых гостей был обильно украшен партийной символикой, обилие красного, белого и черного резало глаза. Какие-то люди в такой же, как у Гейдриха форме, поднимались из-за столов, чтобы поприветствовать его. Ракель шла следом, на шаг позади него, и больше всего в этот момент мечтала стать невидимой. В нужные моменты она кивала и улыбалась, никто здесь не поинтересовался ее именем, Гейдрих, видимо, не счел нужным ее представлять. Все это не соответствовало в понимании девушки нормам этикета, но она была рада, что ей достается так мало внимания. Вся эта роскошь и все привыкшие к ней люди были ей непонятны, пугали ее. От них как будто исходила опасность. Метрдотель провел их к стоящему на небольшом возвышении возле сцены столику, как по волшебству, на белоснежной скатерти тут же появилось серебряное ведерко со льдом и бутылкой шампанского. На сцене, на которой вместо задника висела огромное знамя со свастикой, щедро украшенное позолотой, играл небольшой оркестр, у микрофона, вальяжно пританцовывая, хриплым голосом пела что-то о любви и тоске рыжеволосая дама в расшитом блесками платье.
Кто-то из мгновенно окруживших их официантов отодвинул стул, чтобы Ракель могла сесть, она заняла место за столиком, вопросительно посмотрела снизу вверх на Гейдриха, но его внимание снова отвлекли. Подошедший, судя по акценту, был уроженцем тех же мест, что и Гейдрих, мужчина коротко извинился и отошел к столику своего приятеля. Девушка устало вздохнула. Ее смущали устремленные на нее полные любопытства и завистливого интереса взгляды, ставшие теперь, когда Гейдрих ушел, более откровенными. Официанты, в отличие от спутника Ракель, не собирались оставлять ее в одиночестве: они наполнили шампанским, стоящий перед ней бокал, предложили ей карту вин, какие-то блюда из меню, от незнакомых названий на французском у нее закружилась голова.
- Можно мне воды? – попросила девушка, перебив очередной пассаж, живописующий какое-то уникальное горячее блюдо, которое подавали только здесь. Есть ей совершенно не хотелось, было непонятно, как вообще еда может не вставать поперек горло в этом зале, состоящем, кажется, из блеска хрусталя, позолоты, серебряных приборов и ослепительно белых скатертей и салфеток. Перед Ракель поставили высокий стакан и графин с водой. Девушка сделала глоток воды, нервно поправила манжеты белой концертной блузки, смотревшейся здесь на фоне шикарных вечерних платьев глупо и неуместно. Какое-то время она вслушивалась в мелодию, игравшую на сцене, потом начала повторять ее, «играя» на поверхности стола. Привычные движения рук успокаивали и приносили уверенность.
Гейдрих вернулся минут через десять, прощаясь по пути еще с какими-то своими знакомыми, его почему-то сопровождал молодой офицер, дубовых листьев у него на петлице было меньше, чем у Гейдриха, но Ракель снова не смогла вспомнить, что это за звание. Увидев подходящего мужчину, она тут же перестала «играть» и аккуратно сложила руки на коленях.
- Фройляйн Хандлозер, - молодой человек галантно улыбнулся ей, поднес к губам протянутую для приветствия руку Ракель, - рад знакомству с вами. Меня зовут Эрих Конрод, - его открытое лицо было приветливым и буквально лучилось искренней радостью.
- Очень приятно, - тихо ответила Ракель.
- Вы уже заказали? – резко вмешался Гейдрих.
- Еще нет.
Он тут же подозвал крутившегося неподалеку метрдотеля и, не глядя в меню, начал делать заказ, называя все те сложные блюда, о которых Ракель безуспешно пытались рассказать официанты. Время от времени он все в том же приказном тоне интересовался у девушки, что бы она предпочла, Ракель отвечала наугад, окончательно растерявшись и думая уже только о том, что вся сцена гротескна и удивительна в своей абсурдности. Метрдотель выражал восхищение вкусом Гейдриха, переспрашивал и подробно записывал все в маленький блокнот, вдохновенно советовал что-то из новинок кухни. Ракель с трудом не выказала удивления, когда под конец Гейдрих заказал какое-то совершенно нереальное по ее представлениям количество алкоголя. Она мелкими глотками пила шампанское, неуверенно переводя взгляд с Гейдриха на присоединившегося к ним молодого человека. Присутствие за столом кого-то третьего разряжало обстановку, Эрих улыбался ей дружелюбно и ободряюще, и от этого все происходящее как будто переставало быть личным.
Заказ принесли очень быстро, блюда заполнили все свободное пространство на столе. Ракель с любопытством смотрела на сложное оформление и многочисленную странную посуду. Последний раз она видела такое, когда сразу после переезда в Берлин она с родителями обедала в гостях у Германа Геринга, близкого друга и постоянного пациента ее отца. Девушка улыбнулась, поняв неожиданно, что все вокруг кажется ей уже не пугающим и неприятным, а скорее забавным.
- Расскажите мне о себе, - внезапно попросил Гейдрих, она, вздрогнув от неожиданности, подняла на него глаза.
- Что вам интересно? То, что я играю на фортепиано, вы уже знаете. Учусь в консерватории. Это занимает почти все мое время, - она отвечала коротко.
- Что вы любите? Чем занимаетесь в свободное время? Кто ваш любимый композитор?
Ракель рассмеялась.
- Люблю то, чем занимаюсь. Чтение, поездки куда-нибудь, музеи, прогулки. Все очень обычно. В школе мне нравились Шопен, Вивальди. Сейчас я играю много Бетховена. Люблю русскую музыку, Чайковского...
- Удивительно, правда, как неполноценным расам удается иногда породить таких гениев, как Чайковский! – с неожиданным энтузиазмом ответил на ее реплику Гейдрих. - Сколько величия в его музыке - многие деятели культуры и партии этого не признают, но не надо быть музыкантом, чтобы услышать его! На мой взгляд, исключения только подтверждают правило, - он посмотрел на девушку так, как будто задал ей вопрос.
- О… - Ракель запнулась, растерянно моргая. Такое из уст живого человека она слышала впервые и, наверное, на самом деле никогда и не верила, что есть кто-то, кто может думать в полном соответствии с казавшихся ей иногда откровенно безумными речами партийных лидеров, - Вы... совершенно правы, - осторожно согласилась она. - Иногда по-настоящему великие таланты встречаются в тех, от кого меньше всего можно этого ожидать.
Мужчина улыбнулся, похоже было, что он остался доволен ее ответом, повернулся к Эриху и тихо произнес что-то, больше всего напоминавшее «Идите вон…» и снова повернулся к Ракель.
- Приятно было познакомиться, фройляйн, увы, вынужден вас покинуть, спасибо за чудесный вечер, - с неизменной улыбкой говорил молодой человек, Ракель автоматически отвечала ему такими же избитыми вежливыми фразами, но сама смотрела на Гейдриха.
- Вы меня больше не боитесь? – поинтересовался он, когда Эрих отошел от их столика.
- Я не знаю, - честно ответила девушка.
- Не знаете? – переспросил мужчина, она кивнула с улыбкой.
- Скорее нет, чем да.
- И что же изменилось? – по выражению его лица и интонациям невозможно было понять, к чему он задает все эти вопросы и что хочет услышать в ответ. Ракель перестала улыбаться раньше, чем заметила это.
- Вы нарочно ставите меня в тупик вопросами? – попыталась не терять непринужденный тон беседы она.
- А вы нарочно отвечаете вопросом на вопрос? – широко улыбнулся ей Гейдрих. – Это невежливо, прелесть моя, - он сделал большой глоток шампанского.
- Нет, не нарочно, - девушка говорила теперь чуть тише, чем раньше, и гораздо менее уверенно. – Просто я не знаю, как ответить. Я не хотела вас задеть, - торопливо добавила она.
- Не хотели задеть, правда? – его улыбка стала зловещей.
- Да, - Ракель инстинктивно отстранилась. Внезапно пришла мысль, что за все это время, пока она сидела с одним и тем же бокалом шампанского, Гейдрих выпил, наверное, целую бутылку или больше. Ей стало страшно.
- А чего же ты хотела? А, маленькая еврейская дрянь?
Она замерла, подумала, что ей послышалось, но холодные и злые глаза напротив не давали убедить себя в этом. Ракель отлично знала, что ее мать была еврейкой, но никогда не относила все то, что слышала о расовой неполноценности, на свой счет. Статус и связи отца охраняли ее от нападок. До сегодняшнего дня. Она в молчании изумленно смотрела на Гейдриха.
- Удивлена? – он как ни в чем не бывало снова принялся за еду. – Попробуй, - указал вилкой на стоящее на столе блюдо, - это восхитительно, - и продолжил говорить веселым, почти дружеским тоном. – Я тебя насквозь вижу, всех вас. Сидишь здесь и улыбаешься, расслабилась. Сказать, почему? Потому что думаешь, что раскусила меня. Что я солдафон и в целом добродушный идиот, бог весть как дорвавшийся до власти, который как попугай повторяет пропагандистские речи Гиммлера.
- Я не понимаю, о чем вы говорите, - дрожащим голосом выговорила Ракель, все еще не веря, что это происходит с ней здесь и сейчас. Она поднесла к губам стакан с водой, рука дернулась, зубы ударились о стекло, раздался неприятный звук, девушка поморщилась.
- Знаешь. прекрасно знаешь! – мужчина смеялся, будто все происходящее доставляло ему удовольствие. - Точно так же, как я знаю, что твой индюк-папаша подобрал твою жидовку мать, урожденную Эйзенштейн, в канаве и что об этом давно известно всем, кому это может быть интересно. А ты ешь-ешь, нечего на меня глазами сверкать.
Его слова ошеломили ее так же, как, наверное, ошеломил бы удар по лицу. Ракель опустила глаза, секунду смотрела на свои руки. В следующий момент она резко встала из-за стола, не думая, что делает, выплеснула воду из стакана Гейдриху в лицо и пошла к выходу из зала.
@темы:
тексты
-
-
25.11.2013 в 07:58-
-
25.11.2013 в 15:55