Просто бессмысленный кусок диалога, написанный ради первой фразы. Олег и вадим. Ни о чем. - А потом умер отец, и все пошло по пизде, - у Олега слегка заплетается язык, он делает еще глоток из своего стакана, пьет он как всегда сильно разбавленный яблочным соком виски, но ему хватает.
- Тебе плохо не будет? - на всякий случай интересуется Вадим, Меньшиков недовольно морщится, как пятнадцатилетний мальчишка, до которого пытаются донести что-то разумное и вечное.
- Да мне и так не сильно хорошо. По-твоему я когда-то хотел всем этим заниматься? Трупы, убийства, расследования... Только в детективах красиво и хорошо. А меня от вида этих тел уродливых тошнит - каждый раз - хуже, чем от этой дряни, - он качает уже полупустым стаканом в руке, молчит несколько секунд, пытаясь вернуться мыслями к тому, о чем говорил. - Отец хотел, чтобы я в адвокатуру пошел: хорошая, надежная и денежная профессия. Мой дед, его отец был юристом, не адвокатом, правда, кажется какие-то законы писал, не знаю, никогда не интересовался. Но вот он умер - и как-то внезапно... То есть, для 1995-го не очень внезапно выяснилось, что должен каким-то людям кучу денег. Пришлось выпотрошить отцовский счет, хотя там, как выяснилось не больно много было, продать квартиру, этим занималась мама, вышло - почти за бесценок, только и хватило с долгами расплатиться и купить жуткую однушку в конце Лиговского. Ты бы это видел! Там вековая грязь была, тараканы везде и кухня вся в сантиметровом слое жира. И на фоне всей этой красоты я со своими дипломом юриста, который я кое-как защитил. Нахрен никому не нужный, потому что все папочкины друзья и коллеги очень быстро предпочли забыть, что были знакомы. И это тоже нормально. Все нормально. Всем на всех наплевать, - Олег пьет еще, кривится и закуривает.
- Меньшиков, зачем ты переводишь продукт?
- Потому что, Вадик, дорогой, трезвым я даде тебе все это рассказывать бы не стал. Считай, что я исповедоваться решил.
- Ну-ну, давай, - Вадим криво усмехается. По сравнению с его биографией глубоки страдания бывшего одноклассника кажутся смешными. - И чего дальше?
- Дальше у мамы нашелся какой-то дальний четырехъюродный брат или друг брата сестры внучки отца по материнской линии... Короче, черт знает кто. Ему было за семьдесят, и всю жизнь он проработал в районном отделении милиции на Васильевском острове. Туда он меня и устроил работать. Искать украденные сумочки, пугать слишком громко слушающих музыку подростков и утешать пенсионерок, забывших, куда положили пенсию и очки.
- Как же ты выжил, бедный!
Меньшиков поднимает на Вадима мутный и по-детски обиженный взгляд, все-таки считав в этой реплике злую иронию, вздыхает.
- Глупо звучит, да? Мне очень хреново тогда было. Не так, как когда... - он осекается, допивает содержимое стакана залпом и зажимает себе рот ладонью. - Господи, какая же пакость. Я тебе показывал? - Олег сдвигает смазанным движением манжет рубашки и демонстрирует глубокий шрам на запястье, пересекающий его наискось.
- Олежек, ну, это уже слишком, тебе ведь не шестнадцать, - все начинает выглядеть чересчур пошло и сюрреалистично, Меньшиков тушит недокуренную сигарету в хрустальной пепельнице, у Вадима почему-то именно сегодня от запаха этих сигарет болит голова. Или это все от дурацкого монолога? - Пошли спать.
Олег смотрит на него снизу вверх виноватым и кротким взглядом темных глаз.
- Извини. Я лучше пойду... - он пытается встать с дивана, на котором сидит, но ноги подгибаются, и Меньшиков неловко падает обратно. - Вот черт...
- Не пей больше.
- Знаешь же, что буду.