я честно старалась убирать элементы лишнего "романтизма"На приборной панели автомобиля, в котором Ракель везли в Управление имперской безопасности, были небольшие круглые часы, время на которых можно было без труда разглядеть с заднего сидения. Как только она села в машину, ее взгляд прилип к белой минутной стрелке, безжалостно отмеряющей степень ее вины. Опоздание выглядело жалко, не приехать совсем еще могло выглядеть отчаянной попыткой отстоять собственную гордость и право распоряжаться собой и своим временем: с удивлением Ракель отметила про себя, что то, что этого права в действительности у нее больше не было, не вызывало ни малейших сомнений. Кто бы мог подумать, что принять несвободу на самом деле проще, чем бороться за что-то. Мысли рождались и формулировались с трудом, все звуки доносились как через вату, кружилась голова, неумолимо приближалась к цифре шесть белая стрелка. Интересно, к насколько тяжкому преступлению приравнивается получасовое опоздание?
Девушке помогли выйти из машины, провели бесконечным коридорами в кабинет, где она уже была накануне, предложили кофе, чай, пирожные. Она едва слышала, что ей говорили. Гейдриха в кабинете не было, и это было как затянувшееся ощущение, когда перехватывает дыхание, если пропустить ступеньку на лестнице. Падение – Ракель слишком боялась момента встречи и слишком много усилий потратила на то, чтобы хотя бы в первую секунду дать себе шанс удержать себя в руках, чтобы теперь понять, что ей делать с этим пустым помещением и вежливо улыбающимся унтер-офицером в черной форме. Она попросила чаю, когда офицер кивнул и вышел, неловко попыталась устроиться на диване – что садиться нужно как-то так, чтобы не задевать левую ногу, она поняла еще в машине. В этом кабинете не было часов и было очень тихо: пропущенная ступенька сменилась ощущением глубокой ямы, в которой она все не могла добраться до дна. Некстати вспомнилась сказка о девочке, упавшей в кроличью нору: Ракель никогда не любила эту историю, считая ее жуткой, в детстве ей часто снились похожие кошмары, а сейчас она ощущала себя, как в тех снах: страшно, безвыходно и никак не получается проснуться, даже если твердо знаешь, что происходящее – только сон.
Принесли чай, она сделала глоток и не почувствовала вкуса, только тут заметила, что сжимает в левой руке одну перчатку, вторая то ли потерялась в машине, то ли осталась дома, Ракель не могла вспомнить, надевала ли перчатки, выходя.
- А где герр обергруппенфюрер? – хриплым голосом спросила девушка у унтер-офицера, принесшего чай. Тот посмотрел на нее, словно решая, следует ли отвечать на этот наивный и испуганный вопрос.
- Обергруппенфюрер занят, - наконец произнес он. – Ждите.
Она ждала, в отсутствии часов пытаясь считать секунды про себя, и не заметила, как задремала. Сон, как и всегда, когда напряженно думаешь о чем-то, состоял из деталей, похожих на то, что могло бы происходить: тот же кабинет, кто-то заходит и выходит, ее просят подождать еще немного, она с ужасом понимает, что откуда-то появилось фортепиано и вот сейчас нужно будет играть концертную программу, но она не помнит ни единой ноты, а партитуры с собой нет, вспоминает, что ноты были в столе, идет искать их, вместо нот находит подписанный приказ о собственном аресте, плачет над ним – жуткий сумбур поверхностных нервных снов.
В тот момент, когда во сне Ракель смяла плотный листок с выписанным красивым почерком вместо привычного машинописного шрифта приказом и уголки сгибов неприятно впились ей в ладонь, ее разбудили чьи-то руки, уверенно опустившиеся ей на плечи. Проснувшись, она несколько секунд слепо моргала, пытаясь осознать себя и склонившегося над ней мужчину. Ужас накатил в одно мгновение горячей, удушливой волной. Девушка отшатнулась и, непроизвольно поднимая руку, чтобы закрыться от удара, вскрикнула:
- Только не бейте меня, пожалуйста!
Гейдрих посмотрел на нее спокойно и внимательно и очень серьезно поинтересовался в ответ:
- А что мне с вами сделать?
Ракель сползла с дивана на пол, стараясь стать меньше, исчезнуть совсем, не до конца понимая, что сбивчиво говорит в ответ.
- Это больше не повторится… Я не хотела… Пожалуйста…
- Вас наказывали в детстве? – голос мужчины звучал все так же ровно, и невозможно было понять, злится он или просто издевается над ней.
- Да.
- Как?
- Лишали сладкого. Увеличивал время занятий, - Ракель отвечала очень быстро, на одном дыхании, как будто это была игра, в которой за одну минуту нужно ответить на как можно больше количество вопросов.
- Мне кажется, - Гейдрих наклонился вперед, опираясь локтями на спинку дивана ровно в том месте, где меньше минуты назад лежала ее голова, - этого недостаточно. Вы тратите мое время, а ведь это время принадлежит Рейху, фюреру!
- Вы же все равно работали, - шепотом, безнадежно и обреченно заметила Ракель.
- А мог бы уже закончить с вами!
- Закончить? – она вздрогнула, просто слово почему-то напомнила снившийся ей приказ, в голове гулкими аккордами прозвучали выстрела.
- У вас со слухом проблемы? – вот теперь он точно злился.
- Нет, я вас слышала. Просто не поняла, - с губ срывались глупые и бессмысленные, зато абсолютно честные ответы. Накануне она еще пыталась делать вид, что все в порядке, и их общение лежит в каких-то социально принятых рамках, сейчас, сидя на полу, отчетливо видела всю безнадежность попыток притворяться и соблюдать хоть малейшие приличия. Просто говори только правду и делай только то, что тебе скажут. Может быть, тогда будет не очень… Ее честности не хватило на то, чтобы выбрать подходящее определение. А Гейдрих меж тем обошел диван и встал над ней, почти наступая на лежащий на ковре край подола, Ракель попыталась отодвинуться, уперлась спиной в стоящее боком к дивану кресло, подняла на мужчину пустой взгляд. Он ничего не сказал, только подал ей руку ладонь вверх, как будто хотел помочь подняться. Она продолжала смотреть непонимающе.
- В вашем положении глупо пренебрегать жестами доброй воли, - обергуппенфюрер нахмурился. – Вы просили вас не бить, - он говорил так спокойно, словно речь шла о каком-то банальном одолжении, о чем-то, о чем люди говорят и просят друг друга каждый день. – Сам не знаю, почему, я иду вам на уступки.
- Что вы хотите, чтобы я сейчас сделала? – Ракель, запинаясь на каждом слове, выговорила эту фразу и неуверенно коснулась кончиками дрожащих пальцев ладони Гейдриха, готовая в любой момент отдернуть руку.
- Пройдетесь со мной. На экскурсию, - он одним движением поднял ее с пола и взял под локоть.