Блокнот. 11.2.2013 (текст оставлен без изменений)

[mariel-leory]

зимняя лирика

Что-то сделать для него. Мысль появилась у нее неожиданно, и она удивилась, осознав это настойчивое желание. Чувство, мысль сопровождавшее, нельзя было назвать благодарностью. По большому счету для него, наверное, не существовало нужного наименования в немецком языке. Мысль была до крайности настойчива. Она всплывала, когда Рейчел садилась за фортепиано в Его отсутствие, мешала сосредоточиться на программе; приходила, когда девшука засыпала в кольце Его рук, мешала нырнуть с головой в сюрреалистичный мир снов; назойливо жужжала в висках за завтраком. Вскоре из простой хоть и крайне навязчивой мысли, это превратилось в потребность, сопровождавшуюся желанием касаться Его. Рейчел осторожно дотрагивалась кончиками пальцев ло рукава черной эсэсовской формы, не встречала никакой реакции, укладывала маленькую для пианистки ручку на сгиб локтя. Чаще всего она слышала от Него "Не цепляйся! Что тебе надо?", иногда Он, казалось, вообще не замечал ее присутствия и невесомых прикосновений и совсем уж редко Он накрывал ее пальцы ладонью, не говоря ни слова, как будто так и надо. Тогда она тихо улыбалась и на несколько коротких секунд ей становилось удивительно спокойно. Это было странно и неправильно. В ту зиму странно было все.
В Праге постоянно шел снег, тихий, мягкий, поглощающий все звуки, голоса, свет. Город как будто оказался в белом ватном коконе. Они плыли через эту зиму, через ночи, наполненные приглушенным грохотом взрывов, через дымчато-серые дни. Медленно текла не покрывшаяся льдом свинцово-серая Влтава.
Она играла Шопена тогда и немного Листа, очень камерно, очень интимно и лично. Происходившее не было похоже ни на что настоящее. Затянувшаяся рождественская сказка. На Рождество они уехали в Вену, к светло улыбающемуся гауляйтеру Шираху с синими глазами, так хорошо умевшему не замечать самых очевидных вещей. Жена Шираха, как и всегда, была в отъезде вместе с детьми - кажется, на этот раз в Швейцарии. Адъютант Бальдура приготовил глинтвейн и запеченный окорок, из любимого кафе гауляйтера привезли несколько видов десертов и традиционный кекс. Все это почти напоминало семейный праздник - и в какой-то момент Рейчел рассмеялась очередной шутке Ширраха. Гейдрих посмотрел на нее безумными, дикими глазами, дернул рукой, будто замахиваясь, она испуганно вжалась в спинку стула. "Пошла вон отсюда", - резко бросил он. Рейчел поспешила исчезнуть, слыша за спиной удивленный голос Бальдура: "Но, Рейнхард, зачем же?.."
Ночью, почти под утро, Он, пьяный до такой степени, что едва стоял на ногах, пришел к ней. она проснулась от шума открывающейся двери, села на кровати, прижимая одеяло к груди. Подошел. Смазаным грубым жестом провел рукой по щеке, той, на которой остался шрам от ожога. Она замерла испуганно, глядя на собственные сжимающие край одеяла пальцы. "Боишься", - констатировал факт, рассмеялся хрипло и зло. Она хотела, чтобы Он ушел. Он почти выдернул ее из кровати, поднимая, сжимая до боли, вдавливая руки и локти в ребра, уткнулся губами куда-то ей в макушку. Дыхание обжигало и пахло алкоголем. Она замерла, затихла, привычно постаралась исчезнуть. "Такая маленькая. Проще простого сломать", - сомкнутые вокруг нее руки сжались сильнее, она сдавлено всхлипнула.
А потом Он швырнул ее на кровать, громко хлопнула впечатанная Им в косяк дверь комнаты. Она позже не могла вспомнить, что было на следующее утро. Казалось, она, как и всегда, проснулась с Ним рядом. Может быть, и нет.
В Праге все длилась, не заканчивалась зима.

Себе на память: написано в метро по дороге от Курской до Щелковской и чуть-чуть в переходе у выхода из