11.1944Иногда я думаю, а что было бы, если бы мы никогда не встретились с Ним? Как бы тогда сложилась моя жизнь? Глупо и бездарно закончилась бы через пару лет в каком-нибудь лагере смерти? Или я пережила бы войну? А если бы пережила, что тогда? Муж, дом, дети, пара собак, уроки фортепиано, домашние концерты раз в месяц… Или, наоборот, консерватория, концерты, гастроли, бесконечные новые программы, известность, в конце концов. Это то, чего я когда-то очень хотела. Хочу ли сейчас?.. – первое в голову приходит разумное «не знаю», но честно было бы ответить «да». Честолюбие и тщеславие. Если бы Он мог прочитать эти мои мысли, Он бы, наверное, посмеялся надо мной. так много изменилось вокруг меня, так мало – во мне. Эгоизм – это то, с чем тяжелее всего расстаться, просто иногда он приобретает странные формы. Моя привязанность к Нему – тоже эгоизм. Не помню, когда я поняла, что быть рядом с Ним, значит обезопасить себя абсолютно от всего вокруг – кроме Него. Это ведь действительно работает именно так. Я помню, как мы приехали зимой в деревню где-то на бывшей советской территории (как же непохоже там все было на Россию, существующую в моем воображении!), лежал снег, и Он выносил меня из машины на руках, потому что на мне были осенние ботинки и легкое пальто, а снега – очень много. И так происходит со всем и всегда. Он может меня убить, если захочет, в любой момент, но никаких других источников проблем нет и не может быть, разве что я сама очень захочу их создать, да и то – не уверена, что Он бы мне это позволил. Я пыталась думать о моей неслучившейся жизни, в которой Его не было бы, и все равно думаю только о Нем. Простой и печальный ответ – никакой другой жизни у меня нет и быть не может. Здесь не существует даже категории «хорошо» или «плохо», просто потому что если вариант единственный, он не может быть оценен – его не с чем сравнить. Дай мне бог не узнать, что такое жизнь без Него… (последнее предложение зачеркнуто)
12.1946С определенного момента все плохое в моей жизни обзавелось привычкой начинаться осенью и достигать своей кульминации к Рождеству. Я с ужасом жду того, что мне предстоит в этом году: к сожалению, могу даже предположить, что это будет. Купила и прочла сегодня новый выпуск газеты: свежие новости о ходе судебного процесс в Нюрнберге, через неделю огласят приговоры. Днем сходила на вокзал и купила билеты. Все очень долго отговаривали меня ехать, и, наверное, это было разумно – в конце концов, в глазах мировой общественности я Ему никто, у меня даже имени уже не осталось, только выдуманный кем-то псевдоним. А я до сих пор не знаю, кто такая на самом деле эта Ингрид Файк, для себя я все также остаюсь Рейчел. Боюсь писать, боюсь даже думать о том, что меня действительно беспокоит сегодня. Нужно еще собрать вещи, хотя бы какие-нибудь. Представления не имею, зачем они могу мне понадобиться там, зачем будут нужны потом… Какое вообще может быть «потом»?.. Хорошо, что завтра уже начинаются каникулы и не нужно никому объяснять, где я буду – все равно объяснить это совершенно невозможно. Могу предположить, что сказал бы лечивший меня врач, услышав мою мотивацию. Я пью выписанные им таблетки, они помогают от всего, кроме самого главного: от медикаментов Он не перестает заниматься главное место в моей жизни. Было, есть и будет. Я боюсь, что наступит Рождество, и будущее время навсегда станет несбывшейся вероятностью. Любимый праздник детства… Пожалуйста, Господи, пусть в этом году оно не наступит. Как в сказке, которую мне рассказывали когда-то где принцесса отменила новый год, за тридцать первым декабря шло тридцать второе… Пусть будет также, пусть не меняется число на календаре, пусть будет неизвестность и ожидание – в них хотя бы есть надежда на то, что сны в конце концов поменяются местами с реальностью, все встанет на свои места, я окажусь на своем месте. Что я пишу? Чем дольше думаю, тем мрачнее мысли. Это называется обреченность, дорога впереди прямая, без единой развилки и не идти вперед нельзя. Пусть я проснусь и снова будет сорок четвертый… Пойду собирать чемодан.