а это чтобы было. и мне повод дописать будет уже... первый сон Рейчел. Прага. 1942 г.Официально рейхспротектор Богемии и Моравии проживал в местечке Паненске-Бржежане в двадцати пяти километрах от Управления протектората в Пражских Градчанах. Там, в милом двухэтажном особняке с портиком о четырех колоннах и круглыми часами на фасаде, с комфортом проводили время его трое детей и жена Лина, роскошная и почти всегда беременная женщина. Сам Рейнхард Гейдрих, не скрывающий своих неприязненных чувств к богатой красавице-жене, появлялся в доме редко. Большую часть его времени отнимала работа в Управлении протектората, поездки в Берлин на бесконечные совещания у рейхсфюрера и самого фюрера и другие важные и неотложные дела. После работы он приезжал в маленький домик на Янской улице. К его приезду там всегда был готов ужин, в гостиной горел камин, сонно чирикал толстый желтый кенар в клетке, пахло кофе и свежей выпечкой. К месту покушения, впрочем, Гейдрих ехал от жены, в загородный дом же его привезли и после выздоровления, больше похожего на чудо, чем на результат усилий докторов. Счастливый чуть ли не до истерики рейхсфюрер лично отвез господина рейхспротектора домой – и все последующие месяцы старался не вспоминать о том, как в ночь перед этим отправился на бывшее языческое капище на вершине холма Петршин. Генрих Гиммлер, веривший в мистику и апеллировавший к ней до неприличия часто впервые испугался непонятных ему сил, с которыми соприкоснулся пусть и совсем мельком. Единственный принцип, реальность которого подтверждалась раз за разом, звучал убийственно просто – за все надо платить. Рейхсфюрер хорошо умел забывать, всего неделю после выздоровления Гейдриха ему снилась зеленоглазая женщина с черной косой, потом странные сны сменились обыкновенной рабочей суетой и кошмарами о своих и чужих опозданиях. Гиммлер снова вспомнил о страшном принципе, когда под колесами автомобиля погиб старший сын Гейдриха, крестник рейхсфюрера. Мальчика похоронили тихо, не приглашали почти никого, все время похорон и вечером после Гиммлеру мерещилась в тени деревьев тонкая девичья фигура в старинном сарафане и слышался злой смех. Но и эти мороки не привели ни к чему, рейхсфюрер улетел обратно в Берлин, к нескончаемому потоку документов, доносов, отчетов и дел, Прага, казалось, снова решила не напоминать о себе. А потом Гейдрих пропал.
К концу суток Карлу начало казаться, что он сходит с ума. Сколько длится эта проклятая девятая симфония в переложении для фортепиано? Полчаса? Двадцать минут? Ему казалось, что он прослушал ее не меньше сотни раз. Утром Рейчел долго и печально смотрела в окно, как будто ждала чьего-то появления, хотя в такое время Гейдрих не приезжал никогда. Было холодно, моросил мелкий предосенний дождик, пахло листьями и гнилыми яблоками. Летняя жара сменилась серостью меньше, чем за день. Отгремела пришедшая в ночь страшная гроза, улицы Праги умыло ливнем, а за ним следом пришли по-болотному затхлая прохлада и сумеречный свет. Рейчел смотрела в окно, пока Карл не тронул ее за плечо и не отвел завтракать. Она никогда не отличалась оживленностью и разговорчивостью, но тогда молчала как-то по-особенному, то подолгу пристально смотрела на дверь, то совсем расфокусировала взгляд, как улитка, прячась внутрь себя. А потом она, не говоря ни слова, ушла в комнату с фортепиано, села за инструмент и начала играть. И это было нормально. Она занималась каждый день, подолгу, иногда до поздней ночи. Но сейчас во всем этом, в ее позе, в движениях рук, в странном, почти надтреснутом звучании фортепиано было что-то болезненное. Потом болезненность и эмоции вообще ушли, мелодия повторялась монотонно, каждый раз с одними и теми же акцентами. Карл пытался говорить с Рейчел, но она ему не отвечала. В какой-то момент он взял девушку за плечи, развернул к себе, встряхнул… Она только посмотрела невидяще куда-то поверх его плеча, а когда он убрал руки, повернулась обратно к инструменту и продолжила играть ровно с того места, на котором он прервал ее. Карл подумал, что, наверное, стоит вызвать ей врача – разве человек в нормальном состоянии может вести себя так? Но телефон не работал, в трубке били по уху короткие гудки, у кухарки как назло был выходной, а сам Карл адреса доктора не знал. Рейчел продолжала играть. Ближе к трем часам ночи Карл задремал на кресле в гостиной, продолжая через сон слышать музыку. Потом проснулся, музыка продолжала звучать, но ему казалось, что он уже не может на ней сосредоточиться, звуки как будто слились с тишиной, стали фоном. На кухне ужасно громко и отчетливо капала вода, Карл пошел туда, затянул вентиль, налил себе в стакан холодной воды, выпил, поднялся по лестнице в комнату с фортепиано. Там было темно, девушка в белой блузке за инструментом походила на призрак, крыльями поднимались и опускались локти. Карл с минуту простоял в дверях, почему-то стало жутко. Он поймал себя на мысли, что упорно думает, что ему снится сон, помотал головой, аккуратно прикрыл дверь и спустился обратно в гостиную. Следующим, что разбудило его, был пронзительный звонок в дверь.
- Хайль Гитлер! – рейхсфюрер небрежно взмахнул рукой, приветствую адъютанта Гейдриха, открывшего ему дверь, пристально посмотрел на молодого мужчину через круглые стекла очков. – Господин рейхспротектор здесь?
Карл вскинул руку в партийном приветствии.
- Хайль Гитлер, господин рейхсфюрер! Никак нет.
- Нет? – Гиммлер удивленно приподнял брови. – Где он в таком случае?
- Не могу знать, господин рейхсфюрер.
Рейхсфюрер прищурился, покачал головой. Эта поездка в Прагу была незапланированной, и, как Гиммлер надеялся, не должна была продлиться долго. В город на Влтаве его привел тот неприятный факт, что Гейдрих вторые сутки не отвечал на телефонные звонки и, что самое ужасное, не появился на совещании у фюрера, где его ждали. Это было на него не похоже. После майского покушения Гиммлер боялся, что опять случится что-то настолько же неприятное и настолько же мало поправимое. И то, что он видел здесь, только подтверждало его опасения. В Управлении протектората Гейдриха не видели уже три дня; Лина, к которой приехал Гиммлер, бледная, измученная головной болью и последними сроками беременности, смерила рейхсфюрера неприязненным взглядом и посоветовала поискать Рейнхарда у «его еврейской девки». Гиммлер не без труда припомнил, что в больнице он видел в палате Гейдриха какую-то похожую на маленькую мышку молоденькую девочку с большими испуганными глазами, которая тихо сидела возле его постели. Тогда ему было совершенно не до нее, он не обратил на нее никакого внимания, и вот только сейчас задумался, кто это был. Выяснять такие вещи в Праге было не слишком удобно, но несколько телефонных звонков решили дело, и он приехал к дому на Янской улице. Но, оказывается, и здесь Гейдриха не было. Воображение тут же начало рисовать Гиммлеру страшные картины окровавленного тела Рейнхарда, лежащего где-нибудь в подворотне. Рейхсфюрер старался гнать от себя эти жуткие мысли, но, увы, паранойя была слишком сильна. Он подозрительно вгляделся в лицо гейдриховского адъютанта, тот смотрел честно и открыто, но все же, Гиммлер чувствовал, что-то здесь явно было не так.
- Это он велел вам не говорить? – напряженно переспросил рейхсфюрер. – Вы понимаете, с кем вы вообще разговариваете, молодой человек? Фридрих или как вас там?
- Карл, господин рейхсфюрер. Так точно, господин рейхсфюрер. Может быть, желаете пройти в дом? – мужчина сделал шаг в сторону, освобождая проход в полутемный холл, чем еще больше заставил Гиммлера нервничать. Рейхсфюрер поправил пенсне.
- Скажите мне, Карл, - очень спокойно и вкрадчиво, чем-то похоже на угрожающе ласковую манеру спрашивать Гейдриха, начал он, - что у вас вообще здесь происходит?! Почему рейхспротектор пропадает неизвестно куда, никто ничего не знает, я вынужден лично приезжать из Берлина, чтобы его искать? Здесь вообще хоть кто-нибудь работает нормально? Что вы молчите? Отвечайте мне!